Мать Лизы, хоть и простая была женщина, но не робкого десятка. Она сама явилась в семью будущего Варфоломеева папаши и весьма энергично объяснила, что «моральное разложение», о котором она не преминет сообщить куда следует, никак не украсит биографию незадачливого жениха. И тут судьба совершила неожиданный кульбит. В оформлении брака было отказано наотрез, но в качестве, так сказать, компенсации папаша жениха, человек, видно, порядочный, подарил Лизе комнату на Малой Охте в Питере (какими путями он в те времена это сумел проделать, так и осталось тайной) и помог переехать, да и устроиться помог. Злые языки, правда, утверждали, что заботился он не столько о Лизе, сколько о том, чтобы убрать ее с глаз долой, от греха подальше. Уже много позднее, став солидной и уверенной в себе дамой, Елизавета Григорьевна любила повторять: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Так и стал Варфоломей с момента своего рождения обитателем города на Неве. Сама Елизавета Григорьевна работала не за страх, а за совесть, трудилась буквально с утра до ночи, но зато сумела обрести материальное благополучие. Все это и давало ей право не без оснований ставить свою жизнь в пример сыну и не скупиться на практические рекомендации, которые должны были осчастливить Варфоломея.
И сейчас к постели болящего она прибыла полная благих намерений – наставить сына на путь истинный. Пользуясь беспомощностью Варфоломея, она, по-своему обыкновения, начала с лекции о вреде холостяцкой жизни. Затем, к своему ужасу, Варфоломей увидел в ее руках старый семейный альбом, который являлся домашней реликвией и всегда хранился у матери на почетном месте в буфете. Сейчас альбом этот должен был послужить наглядной иллюстрацией к ее лекции.
«Ну все, – с тоской подумал Варфоломей, – в бой вступает тяжелая артиллерия». По прошлому опыту он уже знал, что демонстрация фотодоказательств материнской правоты скоро не закончится. Тут же на него обрушился поток поучительных рассказов из жизни его многочисленных – дальних и близких – родственников. Суть всех жизнеописаний сводилась к следующему: холостые были обречены на преждевременное вымирание, в то время как женатым жизнь вливала в их тела новые невиданные силы.
Монотонный голос матери все же сделал свое полезное дело: незаметно для себя Варфоломей впервые за свою долгую болезнь заснул крепким здоровым сном, в котором все было прекрасно, и все уже женатые, а также еще не женатые родственники плавно водили русский хоровод, которым руководила его мамуля. Неизвестно, сколько бы продолжался это