Мысли и факты – Gedanken und Thatsachen (1902) Кульминация – Die Klimax der Theorien теорий (1884). Том 2. Философские трактаты, афоризмы и исследования. Отто Либман

Против автономии, этического самозаконодательства и самозначимости ценностного «Я» (доведенного у Фихте до крайности этического солипсизма) можно было бы написать и «Clavis Fichtiana», и она не уступала бы по силе сатирического воздействия и уничтожающей иронии той, что написал Жан Поль. Можно указать на зависимость человека от суждений других людей, на ту силу, которую оказывают на моральные суждения человека пример и образец, воспитание и обучение в семье, школе и церкви, вся среда, в которой человек рождается и растет, словом, все то, что обозначается французским словом «среда» (le milieu). Обычай, привычка, образ мыслей народа и времени прививаются каждому человеку с рождения; влияние общественного мнения и нравственной традиции на сознание человека является очень сильным определяющим фактором; незрелость ребенка получает нравственные предписания извне, как молоко матери и родной язык, а человек, выросший, как Каспар Хаузер, в полной изоляции, был бы tabula rasa как в нравственном, так и в теоретическом отношении в соответствии со своими современными знаниями. Можно также указать на хрупкость бедного «я» перед лицом фихтеанского перегруза «я», на огромные различия в моральной предрасположенности индивидов, вплоть до врожденной злобы и жестокости, вплоть до полного морального безумия, которое реально существует, даже если мозги-разрушители Ломброзо – миф. Чем был категорический императив для Нерона, для Чезаре Борджиа и других мерзостей? Расщепления «Я»», нарушающие единство когнитивного сознания.

      В практическом плане им соответствуют болезненные, патологические состояния волевого «я», при которых не только временно отменяется и прерывается идентичность действующего субъекта, но и затуманивается и искажается его нравственная оценка, заглушается или сбивается с пути индивидуальная совесть даже в случае непрерывного самосознания. Психическое помрачение, душевная болезнь, безумие могут поразить любого, даже самого лучшего человека. Мы переносим бодрствование и сон, сознание и бессознательное в их чередовании, как день и ночь, как солнце и дождь, как прилив и отлив, и ничего не можем изменить «спонтанно». А как же самозаконодательство самоценного «Я»? Все – там – бесспорно правильно и истинно. И все же происхождение ценностей лежит в не-, а не в отрыве от не-; и все же, вопреки столь серьезным возражениям, точка зрения автономии может и должна быть сохранена как неизбежная предпосылка подлинной нравственности. Для этого, однако, необходимо придать всему вопросу тот телеологический поворот, который уже был сделан (с. 36) в теоретической области. Конечно, о морали и моральном суждении можно говорить только в отношении здравомыслящего человека, но не в отношении безумца; идиот, кретин, человек, страдающий бешенством или первичным помешательством, имеет столь же мало моральных суждений и столь же мало подвержен моральному суждению, как и бессознательный камень. Но если теперь предположить