– Я могу забираться в твое сознание.
– И что же ты почувствовала?
– Ты недоволен, что я не такая ласковая, как раньше.
– Да, даже взгляд у тебя стал злобный, смотришь как на преступника.
– Мой взгляд не изменился, это тебе так кажется, потому что совесть нечиста.
– Да что ты? К чему такая грубость, ведь раньше ты была такой нежной?
– Раньше ты мне не врал… – Она принялась всхлипывать.
И пускай эту фразу она произнесла не совсем серьезно, прозвучало это очень неприятно, будто он вообще никогда не относился к ней хорошо или же постоянно ей врал. Его тотчас захлестнуло плотной волной стыда: за свой обычно повышенный тон, за абы как приготовленную еду, за то, что как следует не следил за успеваемостью дочери в школе. Даже в темноте он прекрасно представлял себе, как она плачет: как вздрагивает ее спина, как дрожат губы, как скатываются, увлажняя наволочку, ее слезы, как краснеют кончик ее носа и глаза… С болью в сердце он перевернулся на другой бок и прижал ее к себе. На сей раз она его не оттолкнула и словно котенок продолжала подрагивать в его объятиях. Он крепко-крепко обхватил ее, точно хотел унять ее дрожь, а заодно передать немного сил. Он-то знал, что она вовсе не такая сильная, какой себя выставляет; как и всякой девушке, ей требовалась защита.
15
Раньше он не был таким, думала она, раньше он был совершенно искренним. К примеру, уже незадолго до свадьбы она спросила, целовал ли он кого-нибудь до нее? И он ответил, что целовал.
– Кого?
– Сокурсницу.
– С чего вдруг?
– Тогда мы были влюблены. Потом я остался на юге, а она уехала на север, на поцелуях все и закончилось.
– И сколько раз вы целовались?
– Одиннадцать. На десятый раз мне даже подумалось, что мы расстанемся.
– Почему?
– Почувствовал, что у нее неприятно пахнет изо рта.
– Вы занимались сексом?
– Нет.
– Обманщик.
– Да чтоб мне провалиться.
– Столько раз целовались и при этом не переспали?
– Не то чтобы я этого не хотел, даже, помнится, снял номер, но не смог переступить через себя.
– Почему?
– Из-за родителей. Они у меня интеллигенты, причем очень консервативные, робкие и послушные, в свое время пережили голод, занимались самокритикой, повидали, каково приходится тем, кто ведет себя неподобающим образом. С тех пор как я что-то стал смыслить в этих делах, они говорили о «сексе» только в уничижительных тонах, точно так же они говорили и о себе. Постоянно внушали, что «секс» – это нечто грязное, что в нем находят удовольствие лишь совсем оскотившиеся элементы. И мама, и папа постоянно напоминали, что я поступил в университет и стал аспирантом благодаря заботе партии и правительства, а потому ни в коем случае мне нельзя преступать закон. Если я пересплю