Эти должности в Советской армии охотно занимают девушки и женщины.
Одни стремятся показать себя несметному количеству не всегда удовлетворенных мужиков и найти среди них мужа.
Другие следуют за мужьями или отцами и не имеют возможности найти какую-либо работу в дырах, именуемых местом службы мужа или отца.
Третьи, даже не надеясь выйти замуж или разбогатеть на скудном денежном содержании, трудятся за кусок хлеба, отрывая при случае от жен чужих мужиков, уставших от тусклого гарнизонного быта, и лакомясь ими прямо на рабочих местах, на объектах, в штабных кабинетах, в пустующих между предполетными днями авиационных профилакториях.
Понятно, что творится в головах сослуживцев. У самого в башке переваривается практически то же самое.
Молчание становится неловким. Пытаюсь разрядить тягостную в густой темноте тишину:
– Ну что, хлопцы! О работе в этой темноте не поговоришь, ненароком враг подслушает или кто подумает, что мы напились[36]. Давайте хотя бы о бабах?
– О звизде ни слова! – мрачно отзывается Палыч. – И так ботинки отсырели.
– У кого как, – словом за слово цепляется Никита и, будто прочитав мои давешние мысли, продолжает: – У меня в башмаках сухо, и лучше я о тёлках поговорю, чем все время об этом «подснежнике» размышлять. Как вспомнишь о нем, так и кажется, что на тебя самого уже кинжал точат.
– Ну вот и тема, – поддерживаю молодого лейтенанта, – вроде и не о работе, и не о бабах. Мыслю я, что в темное время суток нам поодиночке гарнизонное пространство рассекать не следует. Тут действительно легко можно от какого-нибудь шутника по башке монтировкой получить или заточку между лопаток. Поди знай, что тут на уме у местных жителей, в каком составе и количестве они бедолагу Парнеева мочили. И за что.
– Кстати, а не из-за бабы ли Парнеева грохнули? – вполголоса произносит Никита.
– Это ты сегодня в перечне вопросов не забудь отразить. А чтобы спермотоксикоз не замучил, разрешаю тебе, Никита Ильич, лично отработать эту версию.
– А вы, товарищ руководитель следственной группы, не боитесь, что в процессе отработки версии у вас еще один «глухарь» возникнет? – молвит Никита. – Грохнет меня какой-нибудь гарнизонный Отелло.
По звенящему голосу чувствую, что Никита вдохновлен возможностью допрашивать гарнизонных девчат на душещипательную тему личной жизни убиенного.
– Подозреваю, Никита, что этот Отелло бредет нынче рядом с нами, – отвечаю ему.
Палыч начинает понимать, что Никите невзначай отвалился лакомый кусок предстоящей работы, а с руководителем следственной группы можно обсуждать и «склизкие» вопросы. Он перестает корчить из себя страдальца.
– Никитушка! – подает голос Палыч. – Ты перед тем, как начнешь «с пристрастием» местных