– Ну-ну, молодой человек, сущий пустяк, и ворота тюрьмы открыты для вас в сторону свободы, в вольную сторону. Мы договорились или нет? Десять секунд работы, и вы окажетесь на свободе! Ворота тюрьмы откроются! – говорил, выражая надежду получить списки городской организации членов РСДРП, Константин Никанорович Криштановский.
– И это все? – недовольно спросил следователь.
– Все, больше писать нечего, я по убежденью социал-демократ, но в организации никакой не состою, никого ни на заводе, ни в городе не знаю, – объяснял следователю Криштановскому Саша. – Да и писать я плохо умею: царская власть так и не научила меня грамоте, и я решил действовать один, – говорил, разглядывая тюремные решетки на окошке, Саша.
Окна выходили на калитку. За калиткой слышались детские голоса. Саша вспомнил, как еще недавно он вместе с Петькой Анохиным, Витькой Филиным, Казимиром Болдеком, братьями Рыбаками, Левой Левиным бегал босоногим вдоль высокого тюремного забора, каменных корпусов, мимо окон первого этажа тюрьмы. Играли в жмурки. Из окон закрытых решеткой были слышны допросы, беседы следователя и арестованного, а теперь он оказался под допросом в одной из двух комнат.
– Ну что ж, молодой человек, вы отказываетесь сотрудничать со следствием, решаете пойти по следу своего отца? Не будете называть своих сообщников?
– У меня их нет.
– Так что ж, молодой человек, тогда к крысам в карцер хотите? Придется посидеть!
– Я не боюсь вашу темницу, у меня отец революционер, вы его забрали в ссылку, а царь ваш, Николашка кровавый, расстрелял мирную демонстрацию бедных людей в Петербурге. И я отрекся от царя и от вашей власти, – сказал как есть следователю арестованный охранкой юноша.
– И поэтому вы принимали участие с палками и камнями в нападеньях на полицию?
– Я на полицию не нападал, я защищался от городовых. Все кидали в городовых булыжники, и я кидал, а чего – покидаться нельзя? – усмехнулся в лицо следователю Криштановскому Саша.
– Ну, раз вы отреклись от нашей самодержавной власти, православного царя императора самодержца российского Николая Александровича называете кровавым, тогда… Косарогов!
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – откликнулось мгновенно от двери.
– Взять его, отвести в темную, заковать в кандалы, отделать, как следует, сутками не кормить и держать в карцере, пока не даст показания на своих сообщников, врагов народа. Имя главаря узнайте, в течение двух суток доложить!
– Вставай, пойдем, лихоманец, раз царя-батюшку Николая не любишь. И что же тебе самодержавие наше не по душе стало? От дознанья уклоняешься, сволочь! – кричал на Сашу строгий голос пожилого стражника.
Его отвели по коридору в одну из камер рядом с каптеркой, кузнец заковал Сашу в кандалы, после Косарогов из дверей черного хода вывел паренька в тюремный двор.
Проведя по тюремному двору, завел в дверь отдельно стоявшего ближе улицы Бродинской двухэтажного каменного корпуса,