Чтобы приоткрыть завесу над одной из тайн Лолы и подвести свой рассказ к основному событию, я опишу разговор, который, к своему стыду, подслушала и подсмотрела. Он происходил между нашей героиней и взрослым (35 лет, владелец парфюмерного магазина, красавец. Ах да, чуть не забыла: теперь уже мой бывший муж) мужчиной.
– Лола, тебе лучше не приходить больше ко мне, – руки лихорадочно теребят связку ключей, взгляд не на нее, а в сторону.
– Почему? Что случилось? Целый год нам было хорошо вместе. Что может помешать продолжаться нашей сказке дальше? – в глазах вопрос и слезы, готовые пролиться в любую минуту. Нервно покусывает губы – признак непонимания или раздражения.
– Знаешь, ты совсем еще ребенок и многого не понимаешь…
Лола перебивает:
– Зачем ты так? Ведь прекрасно знаешь, что я все понимаю. К чему этот нелепый разговор? Не честнее ли просто сказать, что я тебе больше не нужна? Неужели ты думаешь, что я настолько наивна, что поверю в какие-то там взрослые причины?
Он подходит к Лоле. Губы привычно (будто он касается губами не девушки, а стакана с водой) целуют ее, а руки погружаются в волны распущенных волос. Отстраняясь:
– Ты умный и добрый малыш, но я действительно не хочу продолжать наши отношения. Единственное, о чем я тебя прошу: как раньше, так и впредь никто ничего не должен о нас знать.
Хлопнула дверь, стук каблуков, и его шепот в тишине:
– Ей так будет лучше, – обхватив голову руками, прижался к стене и заплакал. – Лола, девочка моя, прости.
В тот момент он и догадываться не мог, инициатором какой трагедии стал.
Кит, как обычно, стоял в ожидании около ее подъезда. Лола подбежала к нему, не сказав ни слова, закинула руки на плечи и стала целовать. Первой мыслью опешившего Никиты было то, что этот долгожданный поцелуй не похож ни на один другой, ни одна девушка до сих пор так (совсем по-взрослому, страстно, вкладывая в это всю душу) его не целовала. Потом он поразился тому, сколько боли было в ее порыве. Эта боль ранила его. Никита (одному господу известно, чего это ему стоило) отстранился.
– Лола, что с тобой?
– Кит! – слезы катились по ее щекам. Никита впервые видел ее накрашенной, тушь оставляла ядовито-черные следы на ее коже. – Мне очень плохо! Я не хочу больше жить! – ее губы в перерыве между отрывистыми, взахлеб, фразами скользнули по его щеке, шее… – Пойдем