И в первых рядах покусившихся на социалистическую нравственность были стиляги. Страна мобилизовала все силы: появились «комсомольские прожекторы», пошли собрания, засуетились бригадмильцы. Каждый уважающий себя гражданин, включая блатных, считал своим долгом охаять или избить «узкобрючника». Каждый город проводил свой показательный процесс над стилягами.
Самое ужасное, что иностранное в Союз все равно проникало: фильмы, журналы, сигареты, вина. На прилавках киосков продавались только журналы соцстран, зато номенклатурным работникам разрешалось (чтоб лучше знать врага) выписывать журналы «Америка», «Великобритания» на русском языке. Но номенклатурные брянские дети выносили эти журналы на улицу, давали читать друзьям, знакомым.
Зимой на каникулы приехал из Москвы Эдик Шишлянников. За полгода столичной жизни он преобразился до неузнаваемости. Короткополое бежевое пальто, ярко-красный шарф и боты на огромной металлической застежке. На его голове красовалась боярка из искусственного меха… Шишлянников вызвал неописуемый фурор: за ним бегали толпой мальчишки и под одобрительные возгласы взрослых забрасывали снежками.
– Боярин! Стиляга! – неслись вслед разложенцу возмущенные голоса. Шиш промаялся в Б-ске все каникулы и отбыл в столицу, посетовав напоследок:
– Как вы тут живете, чуваки? В городе нет ни одной барухи!
От Шиша мы и узнали, что в столице стиляги называют друг друга «чуваками» и «чувихами», Провинция была в состоянии грогги. Нет, что касается «чуваков», то они были, пусть похуже столичных, но были. А вот «чувих» было мало, да к тому же они не были «барухами». Девиц в обилии поставлял «кильдим» (женское общежитие «Б-скстроя»), но все они – такая незадача! – не были «чувихами».
Поогорчались от такой несправедливости провинциальные стиляги и с головой ушли в джаз. Кое-кто владел аккордеоном, кто-то дул на кларнете, остальные стучали на пионерских барабанах, стульях, кастрюлях:
О Сан-Луи – город стильных дам.
Моя Москва не уступит вам.
Колхозный сторож Иван Кузьмич
В защиту мира толкает спич.
А председатель Степан Ильич,
Продав кобылу, купил «Москвич»…
Был среди нас Митька Иванов, карикатурист-самородок. Однажды Митька засел за богохульную картину. Многодневная работа по сюжету знаменитого полотна художника Иванова также называлась «Явление Христа народу». Действие картины разворачивалось на спуске Советской горки. От забора ликероводочного завода спускался высокий, в поношенных сапогах, латаной майке и трусах, подпоясанный солдатским ремнем, небритый и нечесаный человек. В распростертой над толпой руке он держал бутылку. Перед ним; затоптав лоточниц-мороженщиц, лошадей и треногу Фимки Маковского