– Брешешь! – добавила Ирка.
– Я вам жуву дам. – не отставала Байба.
– Изо рта не хочу! Там слюни твои противные! – сказала я.
– Сама жувай пожуванную! – поддакнула Ирка.
– Я новую дам. С фантиком!
– Не хотим!
– Гэть звiдсiлля!
И Байба ушла несолоно хлебавши. Даже сопливый Павлик отказался с ней играть.
Самое смешное, что дома мне эту гадкую Байбу всё время в пример ставили: Байба такая, Байба сякая, хорошо кушает, тылы-мырлы, она лучше всех, словом. И я однажды не выдержала:
– Ну и живите, – говорю, – со своей гадкой Байбой! А я уйду!
И ушла. Но недалеко. Меня дедушка Николай отловил. Он в то время гостил у нас. И привёл домой. А мама мне лекцию прочла. Длинную. На тему, с кого я пример брать должна.
А Байба действительно «хорошо кушала». Что расстраивало мою маму. Она всегда считала, что главное, это чтоб дети хорошо кушали, хорошо учились и слушались маму и папу. А Байбе просто давали не то, что другим детям. Её сажали за один стол с воспитателями и она ела то, что готовили для них. А им варили отдельно. Лично я детсадовскую еду есть не могла. Особенно ненавидела тушёную капусту и «морковку». То, что это морковка – догадаться нельзя было и с 10 раз – грязно-бурая масса с мерзким запахом и ещё более мерзким вкусом. И вообще – кормили в детском саду отвратительно. Еда напоминала, как я сейчас понимаю, – тюремную баланду. Каша была вечно холодная и с комками, супы вечно пересоленные. Еду я оставляла почти нетронутой, чем вызывала дикую ярость Аллы Александровны. Она твердила, что я не выйду из-за стола, пока всё не съем. А я не могла это есть. И тогда она выбрала из группы пару мальчишек посильнее и велела им накормить меня насильно. Закончилось всё тем, что меня вырвало прямо в тарелку. Больше насильственное кормление не применялось.
Но в этот раз Байбу посадили не вместе с воспитателями, а с остальными детьми. В тот день опять была гадкая «морковка». И суп гороховый. По виду похожий на павликины сопли. Его я ненавидела ещё больше, чем морковку. Словом – мне светило остаться голодной до вечера. Ирка, глядя на меня, тоже есть отказалась.
– Байба, – говорю я, – съешь за меня? Я не хочу, а ты всё равно хорошо кушаешь.
– И за меня. – попросила Ирка.
И мы придвинули ей свои тарелки. Иногда за нас доедала Людка – та самая, что жевала пластилин и врала про Германию. Она вообще мела всё подряд, не разбираясь – вкусно-не вкусно. Вот и в этот раз она мигом утянула иркину тарелку с супом. И Байба с отвращением принялась давиться детсадовской пайкой. Уверена – такое не стали бы есть даже узники Бухенвальда, или Освенцима. А Александровна впервые похвалила нас с Иркой и поставила Байбе в пример, хотя прекрасно видела наши махинации с тарелками. Кстати, как впоследствии выяснилось – повариха наша детсадовская раньше работала вольнонаёмной в тюрьме и готовила для зэков. Ну-ну. А я тогда никак не могла понять – почему еда везде такая