Так ничего и не отправив ей, я вернулся в душную комнату и с открытыми глазами в темноте под звуки сопящих, кондиционеров и стукающих капель за окном не мог заснуть до глубокой ночи. Я не знал, как мне поступить. Мои представления о том, что мы поговорим друг с другом, расскажем о наших жизнях, стали окончательно несостоятельными, обреченными на свое существование лишь в моей голове. Неопределенность давила на меня, я был измученным существом, метающимся в закрытом пространстве из угла в угол. Уже не выдерживая своего состояния, я спустился с кровати и прошел в ванную. Я умылся холодной водой и, посмотрев на свое уставшее, изнуренное лицо, понял, как извел себя за эти дни, поэтому решил попытаться отстраниться от тревожных мыслей, успокоиться и с новыми силами и свежей головой решить все завтра.
На следующий день с самого утра я писал и стирал сообщение несколько раз. Слова казались мне неправильными, резкими, отталкивающими. Казалось, от того, как этот человек воспримет меня, зависело качество всей моей будущей жизни. Я будто писал итоговый экзамен, был на соревновании, к которому шел всю жизнь, трудился долгие годы – я боялся допустить малейшую ошибку, боялся того состояния, в котором мне пришлось бы жалеть. Передо мной было два исхода, две крайности: ее принятие со всеми почестями в виде общения, раскрытия тайны или горькое отторжение, провозглашающее меня человеком недостойным и ненужным. Вновь я думал о том, что, может, будет лучше, если я подойду к ней вживую. Моя утренняя уверенность в том, что я напишу ей, перешла в невыносимое метание. Я вернулся к своему ночному состоянию.
Без решения я протянул до самого вечера, и, только когда время стало подходить к окончанию смены Нели, я все же решил написать ей, но перед этим – снова увидеть ее. Я до сих пор не знаю, зачем я поехал. Наверное, подсознательно я был уверен, что она отречется от меня, от моего сообщения, в котором я предложу ей встречу, и поэтому хотел посмотреть на нее, идущую по улице, последний раз. Я не знал, будет ли она третий день подряд на работе, но, когда время перешло немного за восемь, она все-таки вышла из магазина. Как и в прошлые дни, я пошел за ней на остановку – черные брюки, лиловая кофточка с накидкой, волосы распущены, – но в этот раз она пропустила подъехавший троллейбус с номером 16, в который мы садились прошлые разы. Вместо него она зашла в какую-то маршрутку, номер которой я даже не увидел. Я зашел за ней. Она села сзади, я – спереди. Вскоре после того как маршрутка сделала пару поворотов, она подошла к выходу, попросив водителя остановить на следующей остановке; я встал за ней. Она вышла и, пройдя через пешеходный переход четырехполосной дороги, прошла вдоль невзрачных магазинчиков и зашла в помещение с вывеской из английского длинного слова и подписью «бар». Я зашел, немного погодя, и, медленно передвигаясь в начале зала, увидел ее в самом конце. Я сел в трех столах от нее, которые были заняты людьми. Играла размеренная инструментальная музыка. К ней