В моей семье было два суицида. Когда мне было девять, моя бабушка написала предсмертную записку и отравилась таблетками. Самоубийство Нигины оказалось вторым.
В детстве я совершенно не понимала, как такое могло произойти. Больнее всего была мысль о том, что близкий, родной человек самостоятельно принял решение нас бросить. Бабушку забрала не болезнь, не тюрьма, не несчастный случай – она сама ушла в никуда.
Люди, в семье которых произошел суицид, чувствуют себя одиноко и изолированно. Самоубийство окружено молчанием и стыдом. Родственники погибшего испытывают боль потери, но не чувствуют себя вправе об этом говорить. И каждый хочет знать ответ на вопрос «почему?». Так было и у нас.
Когда нашей с мужем общей дочери Мире исполнилось четыре месяца, мы поехали в Дубай, чтобы там встретиться с его родителями. Естественно, там часто звучало имя Нигины. Эти разговоры вызывали у меня разные эмоции.
С одной стороны, я хваталась за каждую возможность получить о ней хоть какую-то информацию. О том, как они жили с моим мужем, какой была их молодость. Какой была сама Нигина? Как она относилась к детям? Стоило кому-то произнести ее имя, я тут же начинала задавать вопросы. Но ответы не приносили успокоения. Наоборот, я испытывала к ней сильную неприязнь.
Периодически мне становилось плохо до тошноты. Моя семья была когда-то еще чьей-то семьей. Дети, после которых я чищу туалеты и чьи слезы я регулярно вытираю, на самом деле не мои. Я краем своей жизни зацепила их историю, которая тянется из далекого прошлого. Мое участие в ней минимально, и здесь, за этим столом, мне даже нечего рассказать в ответ.
Ну купили куртку, ну я сходила к Лоле в школу на собрание, была у Жасмины на отчетном концерте. И все – пока больше ничего. Я не меняла им памперсы, не сбивала температуру, не видела первых шагов, не отвела Лолу в первый класс, не утешала после первой плохой оценки.
Я сама не понимала своего странного желания знать о жизни, в которой меня еще не было, хотя знание причиняло мне колоссальную боль.
Только спустя четыре года я поняла свою мотивацию. Мне нужно было получить максимум информации о Нигине, потому что это была уже не ее, а моя семья. Узнавать детали счастливой молодости моего мужа и его жены мне было больно. Но этот период сформировал мою семью такой, какой я ее получила. Мне нужно было узнать как можно больше.
Я постоянно встречала людей, знавших о муже и девочках больше, чем я. И это сводило меня с ума. Каждый, с кем я случайно сталкивалась, рассказывал мне что-то новое. Все это давало мне понять: здесь очень мало меня и много других.
Странное чувство: живешь с людьми в одном доме, ежедневно обсуждаешь