Раньше я бы могла сказать так же. Но сейчас точно знаю: ничто не заменит любовь, заботу, принятие. А их, к сожалению, может дать детям не каждая родная мама. Чем больше я занимаюсь темой отношений детей и родителей, тем очевиднее это становится.
В первые дни знакомства с будущим мужем я говорила те же самые слова, так что я понимаю всех, кто задает мне подобные вопросы.
Однако с годами этот факт нашей биографии стал для меня привычным. Я задала все важные вопросы мужу и детям, а также самой себе и психотерапевту.
Кульминация наступает в тот момент, когда звучит главный вопрос беседы.
– А от чего умерла их мама?
– Суицид, – бросаю я кратко. И точно знаю, чего ждать, потому что дальше всегда происходит одно и то же.
Повисает неловкая пауза. Мне хочется поскорее ее проскочить, но я сознательно молчу, давая собеседнику время самостоятельно справиться с эмоциями. Я знаю, как пойдет разговор, я прошла десятки таких разговоров и научилась отвечать на однообразные вопросы заготовленными фразами.
Мы уже прожили вместе годы. Теперь смерть Нигины – так звали маму Лолы и Жасмины – перестала быть трагедией. Как говорит Лола: «Это старые новости». Она стала частью нас – ее каждый из семьи принял и определил ее место в своем сердце. И она покоится там, как хранится у кого-то фотоальбом о поездке в Сочи пятнадцать лет назад. Для каждого это часть семейной истории, как и история других родственников. Моя бабушка покончила с собой, дедушка умер от рака, а мой папа был последним из восьми детей в семье.
Мы провели в разговорах сотни часов, оплатили десятки сеансов у психотерапевта. Как относиться к смерти Нигины, мы для себя определили – и каждый по отдельности, и все вместе. И теперь мы просто живем.
У Жасмины и Лолы после смерти мамы остался один значимый взрослый – их папа. Самый близкий и родной человек, далеко не идеальный. Он был вынужден включиться в жизнь дочек за обоих родителей. Он принял на себя ответственность за воспитание, как он его видел, и с точки зрения заботы, объятий и помощи по школе он отлично справлялся.
Первое время у меня было ощущение, что Нигина, мама девочек и первая жена моего мужа, как будто живет вместе с нами, и у меня были с ней свои особые отношения. В них были совершенно разные чувства. Разговоры о ней, ее фотографии по дому, воспоминания о ней, картины с ней. Большую часть времени я ее ненавидела за то, что она так поступила с дорогими мне людьми. Лишь изредка становилось ее жалко. Тогда мне хотелось обнять ее, сказать: «Как же тебе было плохо, что ты на такое решилась?!»
Иногда я мысленно говорила ей: «Посмотри, наша с тобой общая девочка летает на лентах под крышей. Надеюсь, ты это видишь?»
Я читала статьи и научные исследования на тему суицида, смотрела всевозможные интервью. Мне крайне важно было понять, как человек вообще принимает такое решение. Да, в юности я сама раздумывала о суициде, но это не то же самое.