– Мне говорили, что процесс необратим.
– А, это, – отмахнулся целитель, – необратим, конечно, чем его обращать-то при нынешнем уровне медицины? Коровьими лепешками, что ли? Мир растерял знания Эйлирии, – тяжело вздохнул мужчина, – мир убил последних, кто их хранил, решив, что сильным мира сего хватит магии, а остальным – и подорожника. Но, – посмотрел он на Рэйна так остро, что мужчина невольно оробел, – порой и магия умирает в ещё живом теле.
В комнате возникла неловкая пауза, когда целитель заговорил вновь.
– Я спать хочу, – как всегда его желания были озвучены весьма прямолинейно. – Твой подчиненный хорошо готовит, не ожидал. Правда скажи ему впредь класть поменьше сонной травы – она горчит, а спать я хочу и без неё. Только продукты переводит.
– Это приготовил кто-то из моих ребят? – брезгливо скривившись, поинтересовался Рэйн.
– Ну, да, – покивал дед, – я ночью ему с бессонницей подсобил, сегодня он мне таз островной лапши притаранил, – хохотнул дед, – скажи ему… а, – отмахнулся дед, – лучше не надо, пусть думает, что подействовало. Готовит он вкусно и старался от души видать, так пусть продолжает, я не против, – пожал он плечами.
– Не против, если он будет продолжать вас травить сонной травой? – скептически усмехнулся Рэйн.
Старик безразлично пожал плечами и посмотрел в окно.
– Сейчас позднее утро, я буду спать около трех часов, потом ты дашь мне денег и выделишь людей, чтобы сходили со мной на рынок. Сам никуда не уезжай, будь тут ещё хотя бы неделю.
Рэйн слушал целителя и в очередной раз ловил себя на мысли, что, человек стоящий перед ним, совершенно ненормальный. Хорошо, он никогда не тяготел к насилию над более слабым, как к акту самоутверждения. Но будь на его месте любой другой аланит, равный ему по положению, то давно бы приказал запороть старика в воспитательных целях.
– Что-то ещё, господин? – иронично поинтересовался Рэйн.
– Пожалуй, это пока всё, – серьёзно кивнул Соль и тут же направился в смежную комнату, которая всё ещё продолжала быть спальней для будущей жены Рэйнхарда Эль Ариен. Сам мужчина давно не обращал внимания на это помещение, и существовало оно больше как дань традиции и память о погибших родителях.
– О, как, – растерянно замер старик на пороге в комнату, – это двойственность натуры или иногда тебе хочется нежности? – поинтересовался он, замерев напротив кровати матери, которая была до сих пор декорирована множеством оборок, кружев, шелком и атласными бантами. Больше всего это ложе напоминало кремовый торт с изящными завитками и узорами.
– Это кровать моей матери, как собственно и комната, – встав в проходе, сказал Рэйн, наблюдая за тем, как совершенно посторонний, но столь нужный ему человек подпрыгивает сидя на кровати, к которой никто не прикасался уже почти шестьдесят лет.
– Сойдет пока, – резюмировал мужчина. – Я не просто так прошу тебя не покидать эту комнату ближайшие дни, – вдруг неожиданно