Вторая семья, которая бывала у нас в доме почти каждые летние выходные дни, и все праздники круглый год – была семья главного инженера папиного предприятия. Основным занятием у них была зависть. Нет, не простая элементарная зависть, а Зависть с большой буквы. Они завидовали всем и по любому поводу. И завидовали чуть ли не с удовольствием. Бывают такие муки человеческие, которым люди отдаются с такой страстью и упоением, что забывают, что это – муки. Для них это становится любимым занятием, в котором они иногда достигают невероятного совершенства. Так вот этот случай как раз и был у Калашниковых. Папа не уважал своего главного инженера, но очень его жалел. Как мы привыкли жалеть тяжело больных людей. Поэтому на все семейные праздники они всегда приглашались. И Калашников искренне считал, что имеет право называться папиным другом. Степан Федорович и Варвара Ильинична Калашниковы были людьми с важной осанкой и важной внешностью. У этой семейной пары был единственный сын – Аркадий. Он был также и единственным героем всех их рассказов и застольных разговоров. Сам Аркадий, красивый двадцатилетний юноша, обычно сидел справа от своего отца, он всегда снисходительно морщился на всеобщее внимание и иногда нежно поглаживал свои тощенькие усы. Голоса его почти никто не слышал, всем было видно, что привезен был Аркадий только для того, чтобы засвидетельствовать почтение первым лицам города. И мысли и чувства его были всегда далеко, он часто прикрывал свои немыслимо синие глаза чудными пушистыми ресницами и оказывался, наверное, где-нибудь в волшебном месте с какой-нибудь неземной красавицей. Я всегда вздыхала, разглядывая из-за вышитой дверной шторы «взрослое» застолье. Красавец Аркадий казался мне иноземным принцем. Где он учился и кем собирался быть, я никогда не интересовалась. А вот мою старшую сестру Александру интересовало все, что хоть как-то касалось младшего Калашникова. Ей было уже семнадцать лет, и наш телефон знал наизусть голоса всех поклонников моей сестрицы. Но голоса Аркадия, насколько я знала, среди них не было.
Самыми таинственными и любимыми для меня гостями были Кукушкины. Дядя Петя редко надевал свой красивый мундир генерал-лейтенанта, но, увидев его однажды на трибуне под портретом Хрущева, я с удивлением вспомнила, что еще неделю назад сидела на его широких плечах, а он прыгал через гигантские скакалки. Мы с ним выиграли тогда междусемейное соревнование «скакалистов». Нам даже вручили по красивому и редкому в те времена апельсину.
Таинственное Управление из трех загадочных для меня букв КГБ, которое возглавлял мой любимый дядя Петя или Петр Кузьмич Кукушкин, часто упоминалось в разговорах наших знакомых. Но стоило зайти в комнату кому-нибудь из нас, детей, все сразу замолкали,