Еще в комнате был письменный стол и стул, за которым редко делалось домашнее задание. Рисовала я за ним, а писала на полу, в кровати, на кухне, в гостиной и Бог знает где. Было также несколько полок с книгами, с которых надо было вытирать пыль. Большинство домашних книг жило в гостиной.
Главным предметом в комнате было прекрасное дедушкино пианино – трофейное немецкое, орехового дерева.
Дедушка играл как Бог! С малых лет я танцевала вокруг пианино под дедушкины лихие пассажи. Особое восхищение вызывало глиссандо. Просто, да не просто. А как шикарно!
В бытность немого кино дедушка Степа подрабатывал тапером, и мелодии из него лились одна за другой. Когда же дедушка переехал от нас, он приходил в гости с гостинцами-пирожками от бабушки и поиграть.
Мама была учителем музыки и тоже играла для души и для нас. Мы пели детские песенки и скакали около инструмента.
Позже моя сестра освоила пианино. А у меня не сложилось с игрой двумя руками – я осталась при скрипке. Но кое-что мне всё же надо было играть для зачетов. На желтеющих клавишах я писала карандашом названия нот базового ключа. Потом их надо было вытирать одеколоном.
Приходили к нам и мамины ученики – заниматься в неурочное время или перед академконцертами. Такая была практика, что с детьми занимались столько, сколько нужно, и без дополнительных денег.
Нам иногда надо было подвинуться, если в нашей спальне шли уроки. Наградой за такую уступчивость можно было считать море цветов, которые заполоняли дом во время майских заключительных концертов. Квартира становилась клумбой. Во всех вазах, ведрах и сосудах стояли благоухающие охапки сирени, тюльпанов, нарциссов, реже пионов и роз. Розы на ночь отправлялись в спа – плавали в ванной в холодной воде.
Ни один ребенок не приходил на концерт без цветов. Цветы, как поэзия, наполняли чувствами. Это был уникальный опыт изобилия натуральной, преходящей красоты. Ее надо ловить в моменте, она тленна. Я обожала эти дни в цветах, хоть цветы и не были предназначены мне.
В нашей новой спальне было мало солнца, так как здания стояли слишком близко друг к другу рядом с проспектом. Они создавали звуковой колодец. С проспекта несся гул и лязг города и облака пыли, открывать окна практически было нельзя. Под окнами шелестели листьями липы и тянулись троллейбусные провода. Троллейбусные усы плавно скользили по ним.
Лучший вид и зрелище из нашей комнаты был на недавно построенное здание напротив. Оно было сделано из искрящегося бледно-золотого камня, который сиял, как нимб. Но вскоре после заселения здание стало покрываться толстым слоем сажи.
До прихода идей об очистительных