– Да вот вторую неделю хожу…
– Ну, голубчик… Это вам без привычки тяжело. Морально. Болезнь как болезнь, не хуже других. Тем более вы – юноша и холостой. У меня тут старичок в 85 лет сподобился. «Я вызывал «Невские зори» помыть окна. И вот теперь имею удовольствие за 189 рублей 56 коп.» – изобразил он неведомого мне старичка. – Внешне сетует, но горд без меры. И вообще это такая же необходимая человеку функция, как есть, пить и спать…
– Я вторую неделю не работаю с конем…У меня лошадь застаивается! А врач не разрешает… И диагноза не ставит…
– Как?… – доктор изменился в лице, и серые глаза его увлажнились. – Как? В Ленинграде еще есть лошади?! Боже мой! Голубчик! Дорогой мой! Я же бывший командир эскадрона! Сабельного эскадрона. И были еще и пичные, с пиками… Я – мастодонт. Осколок прошлой эпохи. Боже мой… А болезнь вашу я мигом исправлю. Но в следующий раз в чем мать родила коня не купайте. Коня положено купать, пребывая в сподниках или хотя бы в трусах, во избежание ваших последствий. Конечно, мой коллега догадаться не может. Он же в кавалерии не служил… И вообще как говорится «штафирка».
И началась с этого момента наша многолетняя дружба и мой непрекращающийся восторг перед человеком, кому выпала страшная доля быть на фронтах Великой Отечественной кавалеристом.
Орден
– Помните у Бабеля в пьесе «Закат» есть брат Мишки Япончика – Левка гусар. Так вот это я. Правда папа у меня не биндюжник, но в том смысле как Левка там говорит: «Если еврей – гусар, таки он уже и не еврей!»
Я вырос Питере, ходил в дом пионеров. Ах, какая там была комната сказок! Палехские мастера расписывали. А я ходил в клуб «Дерзание». Что, вы тоже? Замечательно. Мы были помешаны на Пушкине. И вдруг, говорят, что мы все мальчики из клуба будем сниматься в фильме «Пушкин»! Как раз накануне юбилея. Мы чуть не всего Пушкина наизусть! По Евгению Онегину – семинар! Приехали в Царское село и целый день по лестнице Камероновой галереи бегали. Оказывается, играли ноги лицеистов. Я потом кино смотрел – очень талантливо сыгранны ноги, но, к сожалению, которые мои – не определить.
Война началась, я – студент. И в октябре.… Уже с продуктами было очень плохо. Я как раз прибежал домой, проститься.… И папа заторопился, «мне надо в больницу, в больницу…» И ушел. И свою котлетку из сушеной морковки мне оставил. Я только потом заметил. В блокаду он умер. А меня на барже через Ладогу. Очень бомбили. И в Тамбовское кавалерийское училище. Через три месяца – лейтенант. Вы ж понимаете – за три месяца можно научиться отличать, где у лошади голова, где хвост, но не уверенно…
Еду на фронт. Купил бурку. Хороший револьвер обменял на маузер. Полный идиот! Этот маузер постоянно заклинивало. Лошадь, вы не поверите, сивая. Сколько лет не определить. Но я то – в бурке с маузером на белом коне! Медный всадник! Полный