Нынче ветер был легкий, южный. То, что нужно для плотвы с береброй. А если повезет, то и леща можно взять, как прошлым июнем, когда они с отцом сразу двоих вытащили. Отец, правда, всем говорил про шестерых: не врал, а преувеличивал по рыбацкому обычаю, чтоб не обидеть Речного Деда.
На правом берегу курились домики еще более малодворной, чем их Малые Уды, деревушки под названием Волженец. Они обошли погребенную под сугробом лодку, которая лежала здесь пузом кверху столько лет, сколько Матвей себя помнил, и спустились к Великой мимо старенького причала. Еще издали Матвей с досадой разглядел знакомую фигуру в зимнем камуфляже неподалеку от безымянного островка на излучине реки:
– Опять дядя Борис! Скажи ему, пап!
– Как я ему скажу? Это у староверов участок под лов выкуплен, а здесь место общее. Уди, кто хочешь.
Ветер доносит глухие железные удары. За излучиной мужики из Ящеров дырявят пешнями ледяное одеяло реки. Лиц отсюда не разглядеть, только видно, что все бородатые.
– А что будет, если мы за остров ловить пойдем?
– Ничего не будет.
– Почему тогда не идем?
– Нельзя. Там чужая вода.
– А правда, что староверы все вместе в бане моются?
– Говорят, правда, – отвечает отец. – У них баня – общая на всю деревню.
– А разве можно так, что тети с дядями?
– А за что нет? И расход дров меньше, и тетям дядь ждать не надо. Отец Власий вон говорит, что в старину все так мылись.
У них в Малых Удах даже камни на реке все с именами: Жеребячий, Клобук, Егоркин, Лепеха, а целый остров никак не называется. Наверно, потому что он здесь – один-единственный. Летом на лодке к островку не подойти из-за тины и камышей, а в половодье его затапливает, и кажется, что пышные серебристые ивы растут прямо посреди Великой. Нынче так же. Только по деревьям, черным и тонким зимой, можно опознать остров на густо заснеженной реке. Снег Матвею выше валенок. Папа взял бы его на руки, но сам груженый: ящик, пешня.
Когда они поравнялись с дядей Борисом, тот встал с раскладного брезентового стульчика, стащил рукавицу и протянул теплую ладонь сначала отцу, потом сыну, и состроил зачем-то смешную рожу.
Перед каждой из идеально круглых, пробуренных буром лунок на их с папой месте лежало по удочке на подставке.
– Дядя Борис, а за что вы наше место заняли?!
– Не «за что», а «почему», – важно поправил майор, – «за что» только в вашей деревне говорят.
– Так мы же в нашей деревне и есть!
– Когда вырастешь, в город переедешь. Над тобой там смеяться будут.
– Не поеду я ни в какой город! Как вырасту, с батей рыбалить буду! На этом месте!
– Ты почему, кстати, не в школе?
– Карантин у них. Полкласса гриппуют, – отвечает за Матвея отец.
– Надька