Чен ещё отчаяннее затараторил, почти перейдя на китайский. В таких случаях Хара, знающий некоторые китайские диалекты, понимал его гораздо лучше, кивнул:
– Не знаешь? Не рассмотрел? А как вы ушли?
– Что он говорит? – Спросила Санька.
– На них напали на рассвете, когда они пустились в обратный путь, едва они спустились в седловину, и Ала скрылся из виду. Чен и Россомаха не видели нападавших, они не появились, обстреляли их из луков. Чен соорудил пару взрывов, и в дыму, забрав Росомаху, сбежал, но уверен, что его выслеживали. Только не знает, кто.
– А чего он кланяется?!
– Извиняется, что допустил подобное.
– Господи, уже то, что он его привёз обратно… Живого! – Санька бережно коснулась покрытого трёхдневной щетиной бледного лица Росомахи. – Уже только за это я ему благодарна!
– Ты слышала – их выслеживали!
– Ну, и что?
– Может, ничего. – Хара ещё раз осторожно обследовал рану с застрявшим наконечником. – А может, и много, что. Может, Росомаху хотели убить, а может, и за нами всеми охотились.
– Не пугай меня. – Огрызнулась Санька. – Я уже устала бояться! Ты его достанешь? – Она имела в виду наконечник, и Хара тоже, когда ответил:
– Ну.… Попытаюсь, конечно. Можно шамана позвать.
– Только бы не жреца. – Проворчала Санька.
Она была рада, что Россомаха не приходит в себя – извлечение наконечника стрелы было варварским делом, во время которого Хара и Чен долго спорили, как это лучше сделать, чтобы не задеть артерию – «жилу», как они её величали. Санька отгрызла себе остатки ногтей, уповая только на то, что Россомаха – парень сильный и выдержит и не такое. Он выдержал, во всяком случае, сразу не умер. Перевязанный, смазанный мазями и протёртый настойками, Россомаха тихо лежал на постели, а Санька, Чен и Хара сидели напротив и смотрели на него.
– Она поправится. – Сказал Чен.
– Конечно! – Поддакнул Хара.
– А то. – Согласилась Санька. Для Росомахи, конечно, было бы лучше, если бы его оставили в покое и дали полежать и прийти в себя, но его приятели не могли его оставить, каждому хотелось сделать ещё что-нибудь, и только могучим порывом они себя и друг друга удерживали от лишней суеты.
– Может, ему воды? – Шёпотом спросил Хара.
– Не троньте его, пусть отдыхает! – Шикнула Санька.
– Но может, он пить хочет, а попросить не может?..
Так они препирались несколько минут, пока во дворе снова не залаяла собака; сидевшие, как на иголках, они все трое вскочили и припали к крохотному, затянутому плёнкой бычьего пузыря окошку. Рассмотрели смутные силуэты трёх всадников, один из них разговаривал с кем-то из постоялого двора.
– А