– Вот какие вы, всегда в самый ответственный момент меня подводите, – прошептал Евгений и покачал головой. – Оставляете меня без времени, а без времени я как без рук.
Он задумался было о том, что сказал, но тут же не смог припомнить, о чем он говорил, и нехотя поплелся на кухню. Электронные часы показывали семнадцать двадцать две. Евгений взялся выставлять правильное время на своих часах и, к искреннему удивлению, подметил, что время пролетело очень быстро – и началось это с того момента, как он начал писать картину. Даже слишком быстро, если учесть, что Евгений по обыкновению сознательно писал неторопливо, вдумчиво и то же самое воспитывал в своих учениках, и уж за чем, а за временем следил очень тщательно, стараясь делать в работе небольшие перерывы. Ему нельзя было напрягаться: подскакивало давление, начинала болеть голова, не слушались руки и ухудшалось зрение – все это заставляло Евгения несколько вечеров спокойно сидеть в кресле перед телевизором. Хуже пытку придумать было сложно.
– Что же это такое получается? – рассуждал Евгений вслух и потирал руки, на которых осталось несколько маленьких пятен краски. – Сейчас пять, даже начало шестого, а я взялся за это еще в час. Больше четырех часов, а я ничего не заметил и даже не прервался! Что за муза водит меня за нос?
Что странно – Евгений даже не помнил, как именно рисовал он картину. Он напряг память. Последнее, что он мог припомнить – это как готовил краски, потом стоял с закрытыми глазами, почудилось, будто кричит сова, – должно быть, донеслось с улицы, – затем снова закрыл глаза и, изредка приоткрывая, писал.
Сообразив, что он не помнит даже того, что сам только что нарисовал, Евгений охнул и побежал обратно в комнату.
Картина была нарисована почти наполовину, не хватало лишь некоторых деталей – виднелись только их контуры. Трудно сказать, что это было: на переднем плане ветки, как будто кто-то подглядывает то ли из-зарослей позапрошлогоднего валежника, то ли это был кустарник из какой-то пустыни. Дальше, за ветками, простиралось серое поле, небо над ним было такое же, серое, и только по едва приметной линии горизонта было понятно, где поле, а где небо. А вдали были что-то, казавшееся на первый взгляд точкой.
Евгений подошел поближе и пригляделся: это была не точка, линия горизонта была совсем не линией горизонта, и серое поле не было полем. Это было кладбище: могилы были изображены едва приметными серыми холмиками. Точка была воротами – Евгений отчетливо рассмотрел детали, прорисованные его же рукой. А линия горизонта – это была стена, убегающая вдаль.
В дверь кто-то нервно стучал и звонил. Евгений вздрогнул и пошел открывать. Посмотрев в глазок, он увидел на лестничной клетке жену.
– Машенька, ты же сказала, что вы с Аленкой возвращаетесь с дачи вечером, часиков в восемь! – Евгений на пороге поцеловал жену и выхватил у нее огромную сумку. –