На следующий год руководство школы из-за чрезмерной агрессивности Елизаветы Захаровны по отношению к ученикам назначило её преподавать уроки литературы и истории в неблагополучных старших классах. Здесь Елизавета Захаровна применила другую тактику, стала вызывающе демонстрировать свои прелести и выпуклости сексуально озабоченным недорослям с гипервозбудимостью, а над слабыми и беззащитными изощрённо издевалась под смех сильной части класса.
С некоторыми физически здоровыми, рослыми учениками, отстающими по её предметам, Елизавета Захаровна стала проводить дополнительные вечерние занятия (прибавка к жалованью как-никак), где она знакомила потных и слюнявых балбесов с первым сексуальным опытом.
Вскоре среди учеников старших классов за ней закрепилась кличка Эльза – длинная сиська. Эту кличку ей дал здоровенный не по возрасту детина, учащийся в десятом классе, с которым у неё был случайный половой контакт на новый год. Так этот даун возомнил себе чёрт знает что и стал приставать к ней прямо в школе, щипая за задницу и нагло хватая за сиськи. Пришлось его ударить коленом между ног, и он наконец отстал, но стал распространять в школе всякие гадости про неё, последовали неприятные разборки с директором школы, и дебила отчислили за неуспеваемость – после маленькой радости, доставленной Эльзой старому директору в виде предварительных ласк…
Елизавета Захаровна наконец вернулась под непрекращающимся ледяным дождём к автобусной остановке. Но там уже никого не было, милые с виду старушки исчезли в липкой темноте вместе с газовой плиткой, захватив с собой и её кастрюльку с макаронами по-флотски. И только в тусклом свете мигающей неоновой лампы трепетала на ветру лежащая на лавке под навесом развёрнутая газета, с портретом очередного президента в генеральском мундире и с толстыми губами.
– Вот старые курвы! Стащили всё-таки мой ужин, – закричала она на трепещущий от холода генеральский портрет, – что ж мне теперь, мороженую селёдку жрать? И, не дождавшись ответа от дрожащего генерала, Елизавета Захаровна решила пойти ночевать в отцовскую башмачную лавочку, стоящую здесь же рядом, за остановкой.
Отец её год назад помер, и по наследству ей досталась от него эта лавка, которую она безуспешно пыталась продать за хорошую цену, но достойного покупателя пока не нашла.
Елизавета Захаровна, изрядно повозившись с ключом, открыла заржавевший замок в маленькой двери башмачной мастерской отца, со скрипом распахнула её и, согнувшись, зашла внутрь. В лавке было ещё холоднее, чем на улице, и она, дрожа всем телом от нестерпимого холода, стала искать на полочках спички. Электричество уже давно отрезали за неуплату, и она с тех пор редко заходила сюда. Наконец она трясущейся рукой нащупала на полочке спички и с трудом закоченевшими непослушными пальцами зажгла газовый обогреватель, стоящий