И ведь тем, что Он дает младенцу всё необходимое, Он призывает человека обратиться к Себе. Но мы не замечаем этого, не помним об этом. А об этом действительно стоит задуматься.
(8)
Потом я начал смеяться – сначала во сне,
потом и бодрствуя.
Так мне рассказывали,
и я верю, что именно так и было,
потому что наблюдал это и у других младенцев.
Сам же ничего этого не помню.
И вот, мало-помалу я начал различать, где я,
и хотел выразить свои желания тем людям,
через которых они могли быть утолены,
и не мог, так как желания были внутри, а люди – снаружи,
и никаким органом внешних чувств
невозможно было проникнуть внутрь души моей.
Барахтаясь и крича, пытался я этими знаками
обозначить нечто схожее с моими желаниями,
но у меня плохо получалось, если вообще получалось —
ведь было совсем не похоже.
И когда меня не слушались,
или не понимая, или не желая мне навредить,
я сердился на непослушных мне взрослых,
на то, что они – свободные не служат мне, как рабы,
и наказывал их громким ором.
Что младенцы таковы, я увидел по тем,
которых мог наблюдать.
И то, что я сам был таким же,
мне было ясно показано
не столько сведущими воспитателями,
сколько несмышлеными чадами.
Почему мы не помним себя в младенчестве?
Наверное, потому, что память может удержать только то, что обозначено словом. Но о речи и языке Августин еще будет говорить подробно…
У Августина нет привычного нам умиления при виде младенца. Он смотрит на него как на маленького взрослого, отличающегося ростом, беспомощностью и неумением говорить.
Это восприятие ребенка античной культурой?
Возможно… Только нужно сделать небольшое уточнение – мужчиной. Это восприятие ребенка мужчиной античной культуры.
У Августина живейший интерес к человеку, в том числе и к младенцу.
Рассматривая младенца, пытаясь общаться с ним, он изучает себя, пытается постичь свое младенчество.
И Августин отмечает то, что мы не привыкли замечать в младенцах – своеволие и желание покорить всех окружающих своим желаниям.
Вот он, след падения человека, проявляющийся даже в совершенно несмышлёном младенце!
Возможно, Вы скажете, что Августин не любил детей.
Не думаю.
Вот понимание любви у него точно было совсем другим. Об этом мы еще поговорим.
Но умилительное