Гостиная – коридор – ванная, дальше круг снова замыкался в кольцо, и Лоренца это вполне устраивало.
Возле широкого дивана, где они собирались всей семьей, стояла целая батарея пустых бутылок. Стеклянные, пластиковые, жестяные – из под пива, виски, водки, джина, шампанского, вина, пива. Можно было бы собрать неплохую коллекцию, если бы открыли музей, посвященный алкоголизму.
Аккуратный журнальный столик со стеклянной крышкой в форме лепестков цветка, тоже был заставлен рюмками, стаканами, шотами и кружками с одного края, с другого стояли четыре переполненных пепельницы и валялись полупустые пачки сигарет. Горы пепла были такими, что укрывали стекло толстым слоем – еще немного, и все это посыплется прямо на пол, на дорогущий длинношерстный ковер.
Посредине этого вертепа, между рюмками и окурками, оставалось святое чистое место, хотя и немного липкое от пролитых напитков. Именно здесь покоилась единственная вещь, которой Лоренц, в самом деле, дорожил. Маленький ноутбук пришел на смену старой допотопной пишущей машинке, которой пользовался раньше. Кнопочный антиквариат был уродлив и тяжел, как все смертные грехи, поэтому от нее пришлось отказаться. Тем более что работа с текстовыми редакторами на компьютере оказалась куда более продуктивной – исправляй написанную чушь, сколько хочешь, не задумываясь о запасах чистой бумаги.
Впрочем, недавно Лоренц начал думать, что это играет совсем незначительную роль, если большую половину времени, работая над текстом, пялишься на белый лист, ожидая, пока в голову прокрадется хоть какая-то мысль. Наверное, раньше он писал совсем иначе, и вдохновение никогда не становилось мучением, или он просто этого не замечал.
Прежде идеи приходили сами – крохотная зацепка могла вывести его воображение к таким внезапным поворотам и открытиям, что они удивляли его самого, и ложились на бумагу, как будто живые – настоящие маленькие двумерные люди, состоящие из белого цвета листа и электронных чернил. Теперь все было не так. Герои по-прежнему были людьми, но все больше напоминали грузовик, вываливший груду мертвых тел.
По правую руку в стороне маленький радиоприемник – в лучшие свои годы Лоренц любил писать под музыку, но теперь его покрывал толстый слой серой пыли. Он безрезультатно пощелкал кнопкой включения, но динамик угрюмо молчал. Лоренц пожал плечами и оставил его в покое.
Затем вытащил сигарету из пачки, закурил, с наслаждением затянулся, глядя, как в окна молотит мелкий настырный дождь. Еще одно пустое утро, начавшееся таким же бредовым кошмаром, как и