Не хочу ставить под сомнение путь Будды, т. е. отречение от действительности, уход от людей в пустыню, где можно предаться небесным медитациям. Может быть, такой путь кому-то действительно подходит. Однако как ни пытался я уйти от жизни, она везде и всегда доставала меня, причем самым бесцеремонным образом. Конечно, есть подвижники, которым Господь изначально определил путь отшельничества и полного отречения от мира, но таких единицы, и то, что подходит единицам, совершенно не подходит другим. Напротив, попытка подражать кому бы то ни было крайне вредна и наносит порой непоправимый ущерб и моральному, и физическому здоровью.
У Будды свой путь, он мог отвергнуться от мира, а я не могу. И более того, уходить от жизни значит оставлять мир в его невежестве и несовершенстве. Легко достигнуть покоя и гармонии вдали от суеты, тревог и волнений, где-нибудь на вершинах великолепных и живописных гор, но счастье нужно находить на самом дне жизни. Свет наших душ должен быть низведен во тьму, чтобы тьма стала светлее.
Я сумел поверить, что моя жизнь – это мучение, переживание и несение креста. Поэтому я воспринимал бытие через эту призму и рассматривал эволюцию своей жизни как переход от одного страдания к другому. Все в конечном счете теряло смысл, и такой взгляд на жизнь взрыхлял фундамент моих замыслов раньше, чем я начинал на нем что-либо возводить. Я поднимал ногу, чтобы сделать шаг, а внутренний «мудрец» предостерегал: «А нужно ли это? Может быть, повернуть назад? А может быть, вообще ничего не делать? Да и зачем дергаться, если все равно жизнь не имеет смысла!» Я загнал себя в тупик, я ненавидел себя. Я считал себя недоделанным, неудачником, неспособным и обреченным на существование, подобное черепахе, которая ползет по земле и тащит свой хвост по грязи. Я не видел своего места в жизни, не представлял, какая может быть от меня польза, раз люди не слышат и не понимают меня. Как я могу найти себя в жизни, если общество не способно представить, к каким вершинам возносится дух мой, если людям нет до этого никакого дела?
Можно ли было чего-либо добиться при таких настроениях?
Если я думаю, что жизнь – страдание, то она действительно становится страданием, ибо я ей задаю свою программу, модель. Чтобы отказаться от таких воззрений, нужно отречься почти полностью от себя, ибо во мне слишком много этого «страдания». Но иного пути нет, и я должен сбросить эту старую, изношенную одежду