Анжу и Мэнь, Прованс и аквитанцев
Всю землю, добыл Фландрию и Польшу,
Румынию, Ломбардию и с ними
Баварию, – и сам Константинополь
Признал владыкой Карла; покорилась
И саксов вся обширная земля,
Шотландию, Ирландию я добыл,
Валлиса землю, англов всю страну,
Что ныне Карла собственность, и много
Обширных стран, – владеет ими мощный
Король наш Карл, седобородый вождь.
Да жалко мне с мечом моим расстаться:
Пусть лучше здесь меня постигнет гибель,
Чем Дюрандаль достанется врагам!
О, боже, нашу Францию родную
От этого позора защити!»[132]
Роланд ударил меч о твердый камень,
Летят куски гранита на траву,
И сталь звенит, но меч не зазубрился
И не разбит, – от камня отскочил он.
И видит граф Роланд, что не под силу
Ему разбить булатный меч, и тихо
Оплакивать он стал свой Дюрандаль:
«Как ты красив, как свят, мой меч булатный,
В твоей златой тяжелой рукояти
Хранятся мощи: зуб Петра из Рима,
Василия святого кровь и там же
Владыки Сен-Дениса волоса,
В тебе кусок от ризы приснодевы:
Не должен ты язычникам достаться.
Христов слуга тобой владеть лишь должен!
Тобою столько стран я покорил.
Владея ими, славен император,
Могучий Карл, седобородый вождь!
О, если б ты, мой добрый меч булатный,
Презренным трусам в руки не достался!»
Почуял граф, что близок час кончины:
Чело и грудь объял смертельный холод…
Бежит Роланд, – и вот, под сенью ели
На мураву зеленую он пал.
Лежит ничком, к груди своей руками
Прижал он меч и зычный Олифант,
Он лег лицом к стране испанских мавров,
Чтоб Карл сказал своей дружине славной,
Что граф Роланд погиб, но победил.
В своих грехах он просит отпущенья,
И к небу он перчатку протянул[133].
Почуял граф, что дольше жить не будет,
Он на холме лежит лицом к испанцам,
И бьет он в грудь слабеющей рукой:
«О, боже! Дай в грехах моих прощенье,
Во всех грехах, и малых, и великих,
Что я со дня рожденья совершил!»
И к небу он простер свою перчатку,
И ангелы слетаются к нему.
Лежит Роланд лицом к земле испанской,
Лежит под сенью ели. Вспомнил он
О многом вдруг: о землях, им добытых,
О родине, о Франции-красе,
И вспомнил он о Карле-властелине,
Своем кормильце, – слезы удержать
Не мог Роланд, – подумал о спасеньи
И просит все грехи свои простить:
«Отец небесный, боже милосердный,
От смерти спасший Лазаря святого,
Из пасти львов исторгший Даниила,
Душе моей лишь ты один защитник, —
Спаси