С рождением дочери ничего в её жизни не изменилось. Просто появился еще один человечек, который с утра до вечера требовал еды, заботы и внимания. Но Лизе нравилось быть нужной, необходимой, востребованной. Для неё в этом заключался некий заменитель, своеобразный суррогат любви. Как бывает на самом деле, она просто не знала.
Муж никогда не говорил ей о любви, считая это проявлением слабости. Вадим был непрошибаемо убежден в том, что красивым, как он выражался – «сладеньким», словам место в книгах и кинофильмах, где все друг другу врут. «Мужчина должен заниматься делом», – часто повторял он и действительно им занимался, целиком и полностью сбросив быт на хрупкие плечи жены. Даже в те редкие дни, когда Лиза болела, муж не помогал ей, считая домашнюю работу занятием легким и недостойным для мужчины. Поэтому, когда перед самыми родами, подняв ведро с краской, жена спровоцировала угрозу выкидыша и попала в больницу, Вадим вызвал из деревни свою мать.
Свекровь, родившая и воспитавшая сына без мужа, самозабвенно посвятившая ему всю свою жизнь, приходила в больницу к Лизе с претензиями и наставлениями. Она могла часами рассказывать нерадивой невестке о том, как нужно и должно вести дом, правильно тратить деньги, гладить рубашки и стирать носки. А еще о том, что шланг от душа нужно наматывать на кран не слева направо, а справа налево.
Лиза не спорила. Сквозь паутину капельниц она смотрела на немолодую, уставшую и раздраженную по жизни женщину и жалела её, понимая и принимая все её желания и претензии. Казалось, не было на свете ничего такого, чего Лиза не могла бы понять и простить. Даже когда полгода спустя Вадим, оставив её с трехмесячной малышкой, укатил с друзьями на курорт по неожиданно подвернувшейся путевке. И на её робкий, даже не протест, а вопрос: «Как же мы тут без тебя?», ответил раздраженно: «Две няньки на одного ребенка – явный перебор. И потом, ты же отдыхала всю беременность, а я должен вкалывать без отпуска?» Она не посмела усомниться в его правоте. Хотя было совершенно непонятно, о каком отдыхе шла речь. До семи месяцев Лиза работала, затем делала ремонт в их запущенной, оставшейся от матери квартире, где стены не белились чуть ли не с 1913 года.
Не сказала Лиза ни слова и в тот день, когда после конфликта с капитаном Вадим, «гордо» хлопнув дверью, ушел с работы. Не упрекала и позже, когда после месяца безрезультатных поисков нового места работы он, амбициозный и не привыкший быть невостребованным, впал в затяжную депрессию.
Мрачный и небритый, Вадим сутками лежал на диване, злясь и обвиняя весь мир, а заодно и жену, которая разрывалась между домом, полуторагодовалой дочкой и курсами парикмахеров.
– Парикмахер! Что это за профессия? С твоим-то журналистским образованием! Ты хоть понимаешь, что это деградация, шаг назад! – бесновался он, когда узнал, что три раза в неделю ему придется по вечерам нянчиться с дочерью.
– Да,