Казалось, что Сержу всё уже понятно: я не в духе, ужасно страдаю от голосов, звучащих в голове, странные происшествия не дают мне проходу, караулят меня и дома, и на работе.
Я пожал плечами и потянулся за стаканом с холодным напитком, которого Серж плеснул от души.
– Некоторые события чётко дают мне понять, что я ввязался в какое-то скверное болото. Я схожу с ума, Серж, я слышу голоса и боюсь, что дьявольщина, которая творится в моей жизни, отправит меня либо в дурдом, либо на кладбище.
Я вполголоса рассказывал другу, как с некоторых пор смотрю сломанный телевизор, разговариваю по телефону с представителями преисподней и езжу в такси с водителем, который, судя по всему, прислуживает самому дьяволу.
Серж перебил меня:
– Знаю, знаю, ты уже раз двадцать рассказывал мне эти истории, дружище. Успокойся, прошу тебя. Разве из-за какого-то Натана Хейма стоит так себя изводить? Пей! Полегчает! – скомандовал Серж, но было заметно, что он размышляет о моей проблеме.
Я призадумался.
– Ну вот ещё! Откуда ты знаешь Натана Хейма? Я же тебе о нём и слова не сказал! – воскликнул я с полным недоумением.
– Так я же слежу за твоим творчеством, – закатился смехом Серж, вынимая из-за барной стойки газету. – Мне нравится, как ты пишешь, дружище. Хочу зачитать отрывок, который мне особенно понравился.
– А при чём тут Натан Хейм?
– Слушай и не перебивай! – задорно проговорил друг и с торжественным видом начал читать:
«Бернард вынул из серванта бутылку красного вина и фужер.
– Мы будем отмечать какое-то событие? – с радостным возбуждением спросила Мойра Шахор.
Бернард поставил хрустальный сосуд на стол и наполнил его прозрачным ароматным напитком. Гречанка не спешила пить. Поднявшись с кресла, она с наслаждением потянулась и грациозно, как дикая кошка, стала прохаживаться по комнате.
– Разве ты не знаешь?
Мертвец стоял, выпрямив спину, и улыбался своей госпоже чарующей улыбкой. Бернард был давно и окончательно мёртв, но глаза его блестели бодро, на бледных губах играла улыбка. Обняв гречанку за плечи, покойник тихо ответил:
– Авария на улице Канебьер в Марселе, от автомобиля «Рено» и его водителя, Андрэ Леграна, ничего не осталось. Ты рада?
– Не знаю, Бернард… Нельзя сказать, что он был хорошим человеком.
Бернард равнодушно махнул рукой и засмеялся.
– Легран не был святошей, и ты не питала к нему нежных чувств. Почему же ты так удивлена и расстроена, что ему пришёл конец?
– Я не расстроена. Ты же знаешь, я вообще не умею расстраиваться. Никогда. Как-то чудовищно всё происходит, мальчик мой, нить разрывается или заканчивается, и тогда кого-то убивают садовыми ножницами, находят застреленным на заднем сидении «Роллс-Ройса», отравленным в придорожном мотеле или – куда хуже – человеку диагностируют лейкемию. Даже не представляю,