и среди этой идиллии
из пузырей фонтанной радости,
вдруг выпрыгивает взаправдашняя
розовая свинья
размером с гиппопотама московского zoo,
подмигивает тебе понимающе,
урчит бесстрашно, вертит башкой,
окропляя твоё лицо и штиблеты
искристыми брызгами,
прёт, причмокивая, в тень того самого дуба,
под которым ты гармонируешь с жизнью,
летит, можно сказать, на крыльях желания
к своему, изнывающему от сладострастия
долгожданному жёлудю.
То-то же!
Тут, конечно, как же иначе, пуф-пах, стрельба,
свинью изрешечивают, героев награждают,
вручают почётно, под музыку, стуча каблуками,
со всей помпезностью, подобающей случаю,
и, как это принято, откуда ни возьмись,
выплывают столы со скатёрками
на тоненьких белых ножках,
изящно в коленях присогнутых
в барочном реверансике,
под песнопения и пляски
местных эстрадных див, королей рок-н-ролла,
лауреатов Голоса,
победителей рэперских баттлов;
приглашённая элита, чинненько так,
помявшись с туфли на туфлю для приличия,
рассаживается,
все излучают подобострастную прелесть,
приноравливаются к вилкам и ножикам
золочёного серебра,
беря их пальцами
с осторожной аристократичностью,
проговаривают быстренько, про себя,
заготовленные шутки и здравицы,
если, вдруг, случаем, огреет вниманием Он,
подсядет нечаянный рядом
или поведёт в твою персонь
жёлтой своей бровищей
и, мало кто, понимаешь ли, позволит себе
аж целую рюмку запрокинуть залпом
– пригубливают в щёчку,
как первоклассницу
на торжественной линейке города Хрюнинска
Хрюнинской же школы специального назначения,
имени того самого Хрю.
Короче,
силовые министерства озадачены инцидентом,
вводится красный режим
террористической опасности,
нашествие свиней, возникающих ниоткуда,
в неподобающих местах,
приравнено к национальному бедствию,
учреждаются департаменты по отлову
и скоропостижному обезвреживанию
вольных нежвачных парнокопытных
во всех губерниях и весях
снисходительно демократичной
и безжалостно бдительной державы,
тут же, разумеется:
штат, бюджет, сметы, гранты, контракты
и пр., что следует.
Здесь гармонично всё.
И жёлудь, и свинья —
всё движимо любовью.
Да что б я так шутил!
Мне вовсе не до шуток,
постмодернистских слёз с весны идут дожди,
когда б я знал, когда пускал газетных уток*, —
что те обрящут плоть и встанут у кормил.
Вот