Под женскими шляпками угадывались знакомые лица. За вычурной миниатюрной вуалью пряталась Ханна. Рядом с ней сидела Сесили Симмонс, которая обращала на себя внимание большинства морщинистых старикашек. Несколько задних скамеек занимала пестрая компания молодежи чуть постарше нас. Я так поняла, что это были друзья Марлы по тусовкам. У всех был какой-то желтушный вид, а от их дубленок и накидок а-ля рыболовная сеть веяло затрапезной романтикой. «Кто же из них мог быть отцом Беара?» – прикидывала я.
Орган смолк. Все встали и повернулись к открывшимся дверям. Я посмотрела поверх толпы и увидела Генри. Вместе со своими братьями и еще парой мужчин, которых я не узнала, он нес на плече гроб, склонив голову и подняв одну руку для равновесия. Промежутки между несущими гроб заполняли венки из белых роз и лилий. На крышке гроба из цветов было составлено слово, которое я не смогла разобрать со своего места. Когда процессия двинулась вперед по проходу, зазвучала молитва «Радуйся, тело истинное»[5]. Генри должен был пройти прямо мимо меня. От перспективы попасться ему на глаза меня передернуло.
– Мы можем поменяться местами? – прошептала я Миле и оттеснила ее, прежде чем она успела что-то сказать. Когда гроб проносили мимо нас, я увидела, что Генри побрился. Он по-прежнему не поднимал головы и смотрел себе под ноги. Когда они опускали гроб с плеч и устанавливали перед алтарем, стало понятно, сколько усилий требовалось, чтобы удерживать его на плечах в горизонтальном положении. Я даже покачнулась, словно ощутила на себе вес этого лакированного деревянного ящика с человеческим телом внутри. После того как гроб надежно укрепили на положенном постаменте, я смогла прочитать слово на крышке, выложенное из бутонов роз, – МАМОЧКА. Генри с братьями заняли места рядом с Кристианой.
Музыка прервалась. Поднялся священник.
– Давайте встанем и исполним первый гимн: «Господь – пастырь мой».
Все встали, и орган снова заиграл. Тщедушный хор голосов прихожан не мог достойно противостоять силе звучания органа.
Господь – пастырь мой, я не буду
ни в чем нуждаться.
Он покоит меня на злачных пажитях.
Мила пела так красиво, что я постаралась петь как можно тише.
Если я пойду и долиною смертной тени,
Не убоюсь зла,
Потому что Ты со мной.
По неподвижным плечам Кристианы Ташен я понимала, что она не поет, а просто держится за руку своего старшего сына Ника и смотрит строго перед собой.
Так благость и милость
Да сопровождают меня
Во все дни жизни моей,
И я пребуду в доме Господнем многие дни[6].
Священник сошел с амвона и встал перед алтарем лицом к нам. Руки его безжизненно свисали вдоль туловища, он силился изобразить на лице скорбное сочувствие.
– Сегодня