Первый фургон открыли. Он был заполнен доверху пакетами, перевязанными стальными лентами, на каждом виднелась надпись: «200 000 калонов». Гамов сбил одну ленту, вынул несколько пачек. Деньги были новенькие, остро пахли какими-то эссенциями. Гамов вертел пачки в руках, нюхал и всматривался в них. Странное выражение было на его лице, не то восхищенное, не то умиленное, – так бывает, когда человек не только искренне рад, но и по-настоящему доволен. В общем – лицо Гамова мне не понравилось. Я иронически поинтересовался:
– Какое же хорошее применение вы собираетесь найти этим хорошим деньгам, Гамов?
– Сейчас сами увидите.
Подошедший Прищепа доложил, что отряд готов к возвращению. Раненые размещены в машинах. Гамов спросил, можно ли задержать отряд на полчаса для митинга. Хоть на час, ответил Павел.
– Тогда соберите всех, кто не охраняет пленных. Пусть впереди встанут командиры.
Солдаты не шли, а бежали на митинг. Всех тревожило, что мы задерживаемся на шоссе, где на нас могут напасть так же неожиданно, как мы сами напали на полк Питера Парпа. Один Павел оставался невозмутимым: он знал, что нападения не будет.
Гамов взобрался на зарядный ящик. У его ног лежали раскрытые пакеты с деньгами, двое солдат охраняли их. Он был очень взволнован – такого волнения я у него еще не видел. Он бывал беспокоен по-всякому: гневен, язвителен, резок, груб, яростен. Сейчас он говорил от души. Это было не просто душевное волнение – душа может волноваться по-разному. Он говорил именно от души.
– Солдаты, друзья, братья мои! – сказал он. – Не буду благодарить вас за победу: мы просто выполнили в бою свой воинский долг. И нам досталась огромная добыча: деньги, принадлежащие нашему народу, ему же возвращены. Мы с вами тоже часть народа – и передовая, боевая часть. Мы заслужили толику этих денег, заранее оплатив их своей кровью. Я знаю, что действую против всех инструкций, и вы это знаете. Но я решил часть добычи выдать вам – за вашу смелость. И готов нести всю ответственность за такое решение.
В толпе солдат пронесся и затих гул.
– Поймите меня правильно, – продолжал Гамов. – Я хочу вознаградить вас за боевые заслуги, а не растаскивать народное имущество. Поэтому устанавливаю временную оценку