Пора менять повязки.
– Ну, как видишь… – многозначительно протянула я.
На самом деле, порезы не были сильными, но я не хотела преуменьшать вред, причиненный мне, а еще я не хотела, чтобы Адам расслаблялся.
Больше никому не сойдет с рук моя боль.
Вчерашнее, похоже, свело меня с ума. Кто знает, может, это даже навсегда?
– Давно ты причиняешь себе боль? – голосом, полным грусти, спросил Адам.
Черт! Я совсем забыла! Я настолько ушла в себя, к своим переживаниям, что даже не подумала о том, что Адам увидит мои руки, мои бедра, что он заметит, что скажет что-то на этот счет.
Мне было невыносимо думать о том, что он теперь знает о моих шрамах.
Я внутренне сжалась, по привычке ожидая, что сейчас он будет смеяться надо мной и спрашивать, отчего же я режу поперек, а не вдоль.
Мне всегда было неприятно и стыдно, когда кто–кто замечал мои шрамы. Больше всего я хотела, чтобы их игнорировали даже когда видят. Как будто их нет.
Ведь так всем было бы легче.
Я долго молчала, почувствовала, как мои щеки горят от стыда, а сердце колотится так, что меня затошнило.
– Не твоего ума дело, – прошептала я и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, а лицо немеет.
– Ты говорила об этом с кем–нибудь? – как ни странно, но в голосе юноши не было издевки, поддельного сочувствия или показной заинтересованности.
Не знаю, как я это определила, но я чувствовала, что он искренен со мной.
– С психологом говорила. Не обо всем, но таблетки мне выписали, – я ответила искренностью, но так, чтобы он понял, что развивать тему дальше я не хочу.
Я вообще никоим образом обсуждать это не хочу.
– Говорить полезно. От этого становится легче. Правда.
– Не знаю. Не пробовала. Да и вряд ли это могло бы помочь мне выйти из депрессии и научиться не прятать боль.
На Адама я не смотрела, как–то вдруг создалось ощущение какой–то интимности, очень личной атмосферы, из-за которой у меня задрожал голос.
Я не собиралась говорить ему, что основная причина не в депрессии, а в том, что мой диагноз не лечится, только легче поддается контролю с возрастом, при условии регулярной терапии и приема лекарств. Когда я думала, что это на всю жизнь, что боль внутри меня – единственное, что никогда меня не оставит, мне хотелось умереть.
– Просто знай, что даже если ты это прячешь глубоко внутри себя, оно никуда не исчезнет. Особенно, когда ты так усиленно пытаешься это скрыть, зацикливаясь до такой степени, что сама не даешь себе забыть.
– Ты ведь пришел сюда не за тем, чтобы ковыряться в моих травмах? – что ж, надолго мне моей искренности не хватило.
– Верно, просто случайно заметил, – он некоторое время молчал. – Тут сложно не заметить. Порезы совсем свежие.
Он снова замолчал.
– Это моя вина, прости.
Я перевела взгляд на руки парня. В глаза смотреть боялась, из страха вновь заметить в них ту необыкновенную