Я расправил рубашку и осторожно свернул ее, заниматься хозяйством мне приходилось постоянно, девушкам это нравилось, хотя Вита и тут находила повод к усмешке, впрочем, незлобивой.
Полицейский подошел поближе, ему не понравилось молчание толпы. Странно, но в тот момент, восемь лет назад, мимо дома на Осенней проехала патрульная машина. Мне показалось это неким знаком, но каким именно, я не понимал. Однако, этот величественный проезд заставил меня шевелиться, какое-то время простояв беспомощно над телом, я обнаружил в себе новый заряд энергии. И еще, вдруг осознал, что ничего не чувствую к погибшей. Только одно стукалось в мозгу: надо уходить, надо убрать все следы.
Я стал спешно вешать одежду обратно на плечики, убрал чемодан на место в шкаф. Хотел стереть СМС, но вовремя сообразил – сообщение могут спокойно отследить и так, отправив заявку оператору, стало быть, действие бесполезно. Прошелся по комнате, потом подумал, почему-то, мол, натопчу, остановился. Взгляд упал на записку, спешно схватил, прочел. Потом перечитал, когда голова стала соображать более-менее осмысленно. Все дергала мысль, вот опять подумал на Марата, но после прочтения, осознал, что Вита устала от нас обоих. Как же жестоко поступила судьба, – думалось тогда. Именно судьба, не я.
Вчитывался, холодея, трясущимися руками держа лист, вглядывался в знакомый почерк. Мы оба достали Виту, ей требовался покой, тишина и уединение. Брата она тоже не желала видеть, хоть этим я утешил себя. А после пришло озарение – я отрезал верхнюю часть письма, где Вита сообщала, куда едет, и оставил так – получалось, будто она отправляется в вечность.
Странно, что мысль об этом прошла незамеченной, да в тот момент я не чувствовал ничего, думал лишь как уйти, вернуться, скрыть следы. Больше ничего не пробиралось в мозг, даже вид лежавшей возлюбленной не тревожил. И это пугало, холодное стремление, но и заводило в той же мере. Я не понимал, что со мной происходит, что-то непостижимое, и неудивительно, всегда считал себя человеком порядочным, без холодного расчета, а тут выяснилось прямо противоположное. Видимо, такой же, как и все те, кого ненавидел. Это страшило, и отчасти, успокаивало, подсознательно я понимал: просто так от самого себя не уйти, и это сознание потом пришло восьмилетней местью за случившееся.
Уж не его ли я сейчас бегу, жаждая иного отмщения?
Я начал говорить, сам себя не слыша, тишина пугала, звенящая, ледяная тишина, казалось, ничего не способно так умертвить мир окрест, как мой голос, внезапно возвысившийся над домом на Осенней улице. Я говорил не спеша, удивительно спокойно, сам себя не слыша, говорил, а разум в этот момент бездействовал, казалось, он затаился, ожидая все эти годы требуемого – взамен каждодневной муки жестокого, глупого, как и все и всегда, расставания.
Я хотел покинуть дом, но в последний момент спохватился.