Продолжив листать альбом, я обнаружила еще один снимок этой девушки. На этот раз она была в образе Медеи. «Какой интересный выбор персонажей», – задумчиво покачала головой я, разглядывая лицо Борецкой. На это раз ее сняли в профиль. Безупречно красивый нос и такой же красивый подбородок. Нос и подбородок. Нос и подбородок женщины, которую я видела позавчера на вокзале!
Прихватив с собой альбом, я отправилась вниз, в кабинет директора.
– Расскажите мне о Евгении Борецкой! – прямо с порога заявила я.
Ирина Ильинична удивленно взглянула на меня, однако тут же усадила на один из стульев, стоявших вокруг длинного прямоугольного стола, и присела рядом.
– Прекрасно вас понимаю, – сказала она. – Невозможно не обратить внимания на такую красавицу. Эта девушка была довольно известной личностью в наших краях. – Ирина Ильинична придвинула альбом к себе. – Она была дочерью губернатора нашего края. Большую часть времени Евгения проводила в Санкт-Петербурге, где жила у бабушки. Доподлинно известно, что она посещала лекции в университете. Кажется, интересовалась теософией. В летние месяцы приезжала к отцу и играла в любительских труппах.
Директор музея замолчала.
– И это все? – недоверчиво спросила я.
– У нее был брат-близнец, Ян, – сказала Ирина Ильинична, – но он умер в подростковом возрасте. Несчастный случай – выстрелил в себя из револьвера отца. Все произошло на глазах у сестры. Дома, к сожалению, в это время никого из взрослых не было. Для матери Евгении это стало настоящим ударом, и она вскоре умерла. Что касается отца, то он в двадцатом году на одном из кораблей эвакуировался вместе с войсками Врангеля. Как сложилась судьба Евгении нам, увы, неизвестно. Скорее всего, она тоже покинула Россию.
Что ж, это были все сведения, какими со мной могли поделиться. Я поблагодарила Ирину Ильиничну за рассказ и собралась уйти, как вдруг она произнесла, склонившись над альбомом:
– А вот еще одна фотография Евгении. Здесь она после спектакля. Кажется, со своей поклонницей.
Я подошла и увидела снимок, на котором Евгения Борецкая, одетая в древнегреческую тунику, с диадемой на голове была снята вместе с белокурой девушкой. Той самой, что была на групповом снимке, висевшем в моем номере.
Озадаченная этим обстоятельством, я вернулась в гостиницу. Первой, кого я увидела в холле, была хозяйка, стоявшая возле стойки администратора и что-то писавшая в толстой тетради.
– Эмма, – сказала я, подойдя к ней, – как давно в моем номере висит черно-белая фотография?
– Вам она тоже понравилась, как и мне? – улыбнулась владелица гостиницы.– Я совершенно случайно купила ее пару месяцев назад,