Степа и Катя договорились за 350 дирхамов (с человека) купить спальное место в лагере, добравшись туда на джипе, и сразу уехали. Я же решил еще поторговаться, так как знал, что можно отвоевать у берберов еще хотя бы 50 дирхамов. Я это понял по интонации и легкости, с какой они снизили тариф для моих попутчиков. Деньги у меня имелись, но внутри вновь пробудился азарт. Мне удалось сторговаться до 300 дирхамов. И средство передвижения я выбрал иное.
На небольшой земляной площадке лежали верблюды, лениво жуя сухую траву. Толстый энергичный бербер что-то рассказывал мне с той характерной интонацией, с какой произносятся плоские шутки и пошлые анекдоты. После каждой истории он смеялся во весь голос со своих же слов и постоянно называл меня Аладдином.
Когда все приготовления были сделаны, меня посадили на ленивого верблюда по имени Джимми Хендрикс и вручили проводнику-марокканцу, которого звали Ванна. На голове его был истасканный тагельмуст[8] сине-голубого цвета, пропитанный потом и грязью. Кусок засаленной ткани скрывал от песчаного ветра почти все лицо. Лишь проницательные янтарные глаза, над которыми нависали черные массивные брови, видны были в узкой открытой полоске смуглой кожи. На лбу, вокруг глаз и между бровей ползли глубокие морщины. Будто всю свою жизнь этот человек странствовал по пустыне, щуря глаза от песчаных ветров, которые выветрили с его лица, как из сухой потрескавшейся земли, влагу. Ванна был неразговорчив и задумчив, он совсем не понимал английского, поэтому мы ехали в непринужденном молчании.
Теплый ветер приятно ласкал волосы и плечи, джеллаба то облипала тело, то развевалась, как флаг. Наш маленький караван, состоявший из трех верблюдов, которые везли меня одного, медленно полз среди безмолвных песков. Я сидел на спине верблюда, между пушистых горбов, смотрел на золотистые дюны, кажущиеся бескрайними, и наслаждался тишиной, ощущая в душе спокойствие и умиротворение. Но вскоре мое творческое нутро взяло верх. Я слез и начал фотографировать пустыню, следы на песке, моего проводника и сам караван.
Ванна все удивлялся, пытаясь меня усадить на законное место, почему это я заплатил деньги, чтобы ехать на верблюде, а вместо этого бегаю вокруг него и фотографирую. Лишь отсняв желаемые кадры, я поддался уговорам проводника и вновь уселся на Джимми Хендрикса.
Из-за дюны выполз многочисленный караван, растянувшийся на несколько десятков метров, – это были китайцы. Я это понял еще издалека, по тому, с какой частотой они фотографировали все вокруг. Поравнявшись, азиаты тут же направили в мою сторону объективы камер, снимая кортеж, состоящий всего из одного человека, на котором красовалась джеллаба. Я сделал серьезное надменное лицо, чтоб лучше сжиться с надуманным