− Не перебивай! – остановил папа маму. − Нагнетатель портит тебе настроение одним своим присутствием… Нагнетатель может начать травлю себе подобного. По законам общества в группе не может быть двух лидеров, но может быть сколько угодно жертв. Лидер-нагнетатель чаще уничтожает себе подобного, нагнетатель-трус уничтожает и слабую, как он сам, жертву и сильного.
Мама слушала папу, открыв рот. И Илька тоже. Мне кажется, я уверена, что именно тогда что-то поменялось в характере мамы. Стало две мамы: та, которая была раньше – активная, отзывчивая, переживающая за меня, растерянная, если меня обижают, и новая мама – уверенная, что она просто даёт отпор, освобождает пространство от нагнетателей…
Мама втолковывала мне, объясняла папины слова:
− Смотри: ты любила гимнастику, ты добросовестно занималась и почти не плакала от боли, ты была лучше всех. Но ты разлюбила ходить на тренировки. Ты никого не трогала, и страдаешь, и мы, может быть, бросим секцию.
− Может быть? – испугалась я.
− Не может быть, а точно, − Илька погладил меня по плечу. – Мы обязательно бросим!
− Да, Инга. – сказала папа. – Илька прав. Вопрос с гимнастикой, при данном стечении обстоятельств, решённый, я думаю.
− А те, кто мучил тебя, − продолжила мама, − напротив: чувствуют себя прекрасно. Это неправильно.
− Мама! – перебил Илька. – У неё всё было нормально. Потом ты докопалась до этих чипсов. Арину сделали второй, и начали смеяться и подтравливать после чипсов.
И мама заорала:
− Не встревай!
Дальше они ругались по-татарски. А мы с папой молчали и смотрели. Смотрели и хлопали ушами… Папа тихо и от этого страшно приказал:
− Хватит!
Мама опомнилась. Илька по инерции продолжал бурчать что-то непонятное, певучее.
− Это в конце концов стыдно, товарищи полиглоты! – как бы извиняясь за тихий, но приказной тон, сказал папа. – Переведите, в конце концов!
− Да что тут переводить. Стыдно-то как, Ильгиз! – мама решила всё свалить на Ильку: −Восемь лет как только по-русски все вокруг тебя.
Маму уже было не остановить: Ильгиз весь в своего деда. И обидчивый, и мстительный, и постоянно отношения выясняет.
− Я действительно, Ильгиз, тебе мало времени уделяю, почти не уделяю. И три тройки у тебя в году… Но я очень занята. Эти травы отнимают массу времени, это – моё призвание. Поэтому и ты, и Ариша страдают. Я не могу, никогда не могла, заниматься только детьми! Ариша младше. Ильгизчик, ты должен понять. Ты самостоятельный, здоровый. Ты – сам справишься. Это гены, папа правильно говорит. Аришенька же – девочка, она теряется.
Ильгиз сидел красный, он вспотел:
− Да уж – теряется. Носишься с ней как с… торбой. Зачем ты её всё в мирошевский лес таскаешь? Может, ей во дворе как мне охота побегать? Ты её спросила?
− Я не хочу во дворе! – закричала я. – Что ты, Илька! Я боюсь. Там одни дураки. Они мячом могут в лицо… Я хочу гулять