Раздасадованный на меня за свою промашку, Гулькин схватил мои документы и с трудом сфокусировал на них взгляд.
Переминаясь с ноги на ногу, я увидел, как щетинистое лицо его озарилось дьявольской усмешкой.
– Вот, – он ткнул куда-то в мои бумаги грязным ногтем, – печати нет, – мстительно прогнусил А. Д. и выставил меня за дверь ставить эту печать.
Ах, А. Д., А. Д.! Если бы ты знал, как я был ошарашен этим, как больно забилось мое сердце и скольких толчков в коридоре и потерянных нервных клеток (между прочим, не восстанавливающихся никогда) стоила мне потом эта проклятая печать! Может, тогда ты не был бы так злораден? Может быть, и твое черствое сердце сжалось бы от жалости и слезы сострадания потекли бы по твоим небритым щекам? Но нет, увы! Сердце начальника не знает сострадания, даже если этот начальник всего лишь председатель студенческого профкома.
Поплевав на палец, я перевернул страницу и продолжил читать.
«… вся остальная часть Гулькина.
– Где Михаил? – спросил Алексей Денисович.
– Какой Михаил? – поинтересовался Алкота.
– Тот, который только что из двери выглядывал, – пояснил председатель студенческого профкома. – Под какой он кроватью?
– Не знаю, под какой, – пожал худыми плечами Алкота.
– Гнетущее молчание затянулось, и, наконец, под кроватью послышался шорох. Отряхивая пыль, появился Миха.
– Ты что там делал? – спросил Гулькин.
– Спички искал, – ответил Миха.
– Ну и что, нашел?
– Ага, – бодро сказал Миха и потряс коробком.
– Вы что, из меня дурака делаете? – удивился Гулькин. Его богатый козлиными интонациями голос обиженно дрожал. – Будете дежурить на кухне с сегодняшнего дня и по… – он неопределенно махнул рукой».
Что сделал Гулькин дальше, осталось неясным, так как на этом общажный летописец поставил точку, потом нарисовал три звездочки, вот такие:
* * *
и начал писать уже совсем о другом.
«Пили в 525, потом в 542, потом в 550. Михе спускаться на первый этаж было впадлу, и ему постелили матрас на шифонере.
Чекушка долго не мог заснуть на голой кровати и слушал, как наверху на его матрасе ворочался и кряхтел Миха.»
Я устроился поудобнее, облокотившись спиной о стену, и начал читать не отрываясь, благо каракули стали понятнее.
13 февраля
Когда до закрытия общаги оставалось пять минут, решили еще выпить. Время поджимало,