– Но я ничего не сделал… – залепетал ошеломленный Иван. – Я ее и пальцем не тронул!
Вот уже все работники предприятия стянулись к месту действия, образовав у ворот небольшую толпу. Не слушая Ивана, полицейские потащили его наружу и грубо запихнули в машину. По приезде в участок Пуэнт-а-Питра офицер зачитал ему пункты обвинения, а затем его бросили в клетку с толстенными железными прутьями. Он решил, что надо успокоиться и рассуждать здраво. Нужно как можно быстрее связаться с мсье Винёем. Но тот не был готов прийти на помощь – его не радовали повторяющиеся «шалости» клиента. Около шести часов вечера с Иваном пришел пообщаться какой-то толстяк, разодетый в пух и прах, с фотоаппаратом, удобно устроившимся на его брюхе.
– Снова ты, Иван Немеле. Теперь, значит, в насильники подался.
– Да я ее не трогал! – попытался возразить юноша.
Толстяк пожал плечами и, не спрашивая у Ивана разрешения, направил на него объектив.
Будем кратки. В одно и то же время произошло два взаимоисключающих события. Сначала портрет Ивана снова украсил первую полосу местной газеты «Тропикана», предваряя статью, в которой его представляли чуть ли не как врага общества номер один. А потом Рамона, к которой вернулся здравый смысл, забрала свое заявление. Ивана отпустили. Однако после такого грандиозного скандала его не захотели брать обратно в «Карифуд».
– Что это за мир такой, а? – вопрошал он себя в полном отчаянии. – Друзья бросают тебя без объяснений. Девушки ложно обвиняют. Журналисты пишут невесть какие небылицы. А люди готовы сделать из тебя котлету. Дайте мне пару тонн взрывчатки – и я разнесу этот мир к чертям.
Но на самом деле он не представлял, что теперь делать.
Роскошные виды, открывавшиеся направо и налево по ходу автобуса, ничуть не облегчали его состояние. Честно говоря, он попросту не замечал их. Не приучен он был обращать внимание на красоты природы: море, небо, деревья – все это было для него столь же знакомо, сколь и безразлично. Как собственное тело.
В Ослиной Спине жизнь тоже была не сахар. Ивана готовилась к выпускным экзаменам и вечно где-то пропадала. Когда закончились занятия в школе, она стала заниматься в компании других выпускников, и они часто засиживались до двух-трех часов ночи. После чего, измученная и уставшая донельзя, она могла лишь обнять брата, который ждал ее в теплой постели. Майва, когда-то неутомимая, теперь почти не вставала, о прогулках и говорить нечего; все время, в том числе и моменты просветления, она проводила в постели. Она вела с кем-то невнятные беседы с полными слез глазами и то и дело обращалась к изображению «Святого сердца Христова» у своего изголовья.
– Иисус Христос наш, сын Девы Марии, восседает одесную Отца Своего. Сердце его истекает кровью за все грехи, что мы совершаем. Именно оно вмещает в себя все страдания его. Но этому греху имя еще не дадено. Негоже, когда отец говорит о дщери своей, что поскольку он создатель ее, то имеет и все права