Сбацали мы мазанку небольшую, но крепкую. Тоня через год сына родила, и подарил я ей цепочку с гранатовым сердечком, да колечко такое же. Помню, радовалась любимая как ребенок, и обмолвилась как-то, вот если еще и сережки такие же, то совсем хорошо бы было. У того же мастера заказал я и сережки и так подгадал, чтобы аккурат ко дню рождения любимой. Собрался в назначенный час в город, с Тонюшкой простился, да и уехал. Вот как бывает, распрощался всего на несколько дней, а вышло, что навсегда…
В городе смута, без страха пройти невозможно, пришлось задержаться. На обратной дороге к бате заехал, сказал ему, чтобы собирал пожитки и к нам перебирался от греха подальше.
Уж наслышаны вы о тех кровавых годах. Людей ни за что на тот свет пачками отправляли. Батя долго спорить не стал, мужик он был мудрый, прихватил самое ценное, да только нас и видели. К дому ближе к вечеру подъезжали. Темно в мазанке… Ну, думаю, спать легли либо. Ан нет…
Пуст курень. Вещи раскиданы, то ли собирались в спешке, то ли искали что. Сердце зашлось, подумал было, ушла Антонина. Мало ли… может, надоело ей здесь жить, ни соседей, ни подруг, ни матери с отцом… Батя увидел, что я в лице поменялся, да как гаркнет:
– Не смей даже мыслить такое! Антонина не из таких. Тут как бы чего похуже не было…
Вдруг слышим, навроде рычит кто в подполе. Мы туда, а там Мишка сынок мой. Чумазый, испуганный, глазенками хлопает, а подле него Пылинка сидит. Усы встопорщила и рычит, яки тигра. Потом меня признала, да и успокоилась.
Пылинку-то Тоня моя у собак отбила, да в избу приволокла. Уж любила кошка ее до жути.
Сколько Мишанька один в подполе сидел? Кто его туда запрятал и от кого? И сказать-то не скажет, два года ему всего было. Да и после пережитого испуга лет до семи молчал. А Тонечка моя, как в воду канула…
Узнавал, ни у родителей, ни у несостоявшегося жениха она не появлялась. А через год в саду, откуда ни возьмись, выросла калина. Вот такая история, ребятки…
Глава 11. Последняя ночь.
Остывал в чашках нетронутый чай, заветривались конфеты-подушечки, купленные специально для деда. Он кроме подушечек никаких конфет не признавал, да и про эти бурчал, что начинка не из повидла, а из черт знает из чего…
– Ни хрена себе история, – проговорила Тоня тихо.
Но дед все равно услышал, да метнул в нее грозный взгляд из-под седых бровей.
– Сегодня можно ругаться, – словно сдаваясь, внучка подняла вверх руки. – Да я в шоке, и выразилась бы еще круче, но ты же рассердишься.
Дед Захар ничего не ответил. Отпил холодного чая, закинул в рот подушечку и печально вздохнул.
– Дедуль, ну не молчи, а? – взмолилась Тоня. – Не пугай