Есеня ухмыльнулся и почувствовал себя непобедимым.
Глава II. Балуй. Дороже золота
Всю ночь он болтался за городской стеной и размышлял о бытие. Тогда ему и вспомнился рассказ Голубы о медальоне, который хранит в спальне благородный Градислав. А что если это и есть тот самый медальон, который висит у него на шее? Если его так ищут, наверное, это не простой медальон! Это же можно всех – всех! – сделать счастливыми! Не только благородным счастья хочется, простым людям оно тоже не помешает.
Есеня вынул медальон из-за ворота, покрутил в руках и поковырял ногтем – медальон не открывался. Есеня подозревал, что в крохотном замочке есть какой-то секрет, но, сколько ни старался, найти его не смог. Он и на камушки нажимал, и зубами его покусывал, и с обеих сторон пытался открывать – ничего не вышло. Но раз медальон так ищут, наверное, не стоит таскать его с собой на шее: если стражники найдут Есеню, то обыщут и отберут хорошую вещь. И дело не в двух оставшихся золотых – глупо отдать его просто так, не узнав, что это за полезная штука.
Есеня спрятал медальон в лесу, в старом дубе, взобравшись на самую его верхушку. Он частенько туда лазил: с дуба можно было глядеть не только на окрестности, но и на звезды. Есене казалось, что с такой высоты они видны гораздо лучше. Там, где вершина дерева раздваивалась, была глубокая темная трещина – лучшего тайника для медальона и не сыщешь.
В эту ночь звезды спрятались за тучами, и Есеня спустился: ему нравилось просто гулять, и мысли в это время приходили к нему в голову интересные и захватывающие.
Размышляя о том, на что потратить золотой, он снова подумал о кинжале, который отдал Жидяте. Да, иметь такой было бы здорово, даже без камней на рукоятке. Может, и вправду попробовать выковать такой для себя? Только отец ни за что не даст ему отливку, которую варил Мудрослов. Булат – это для благородных, слишком трудно его изготовить, хотя, казалось бы, – из старых гвоздей и подков!
И тут Есене пришла в голову мысль: а что если самому сварить булат? Он сотни раз видел, как это делает Мудрослов, и даже знал, как можно сделать лучше! Неужели отец пожалеет лома, который валяется в кузнице? Нет, лома отец, конечно, не пожалеет, а вот угля…
Остаток ночи Есеня размышлял о своем ноже – и о том, как он будет разрезать шелковый платок, подкинутый вверх, и о том, как можно будет рубить гвозди без всякого вреда для лезвия. Он его сделает еще лучше, чем тот, что отдал Жидяте, и не кинжал, а нож. Кинжал – слишком уж благородно для нормальных людей. Вот нож – это по-мужски, это вещь дельная. Еще у того кинжала баланс был рассчитан на бросок, не на удар, а Есеня давно придумал, как можно совместить и то, и другое. И потом, бросаться такими клинками – все равно что бросаться золотыми монетами.
Дело оставалось за малым: вернуться домой и убедить отца в том, что Есеня может это осуществить. Он нащупал в кармане золотой. Если его не отдать, отец так и будет морить сестренок голодом – только для того, чтобы Есене стало стыдно. Стыдно Есене не было,