Холодная струя ударила ему в лицо. Иван жадно ловил пересохшими губами капли воды, она была спасением, нежданным и негаданным. Сирко открыл глаза и увидал склонившегося над ним седого, как лунь, старца.
– Всеславлич?! Я что ж, не умер?
– Да как сказать. – Могутный богатырь забрал в кулак седую бороду. – Умер, конечно. Как же с такой-то раной, да не помереть? Да только вот он за тебя смерть принял. – Волх Всеславлич приподнял обессилившего казака. Рядом лежал оскалившийся мертвый волк, распластанный в последнем прыжке. Теперь, стало быть, ты его жизнью живешь. Он тебе свой долг вернул. А уж сколько там ее намерено – одному богу ведомо, его и спрашивай. Но и то сказать, дело ты сделал великое: Змея Горыныча ты жизни лишил, почитай, главного воеводу сил вражьих. А отца нашего с ним я с твоей подмогой в полон взял, так что теперь рядом с собой держать буду. Ну, и это тоже… – Волх Всеславлич поднял с земли два блистающих меча. – При мне они пока будут.
– Так ты ж сам когда-то рассказывал, что у кого эти мечи в паре будут, тот всей землей сможет завладеть.
– Сказывал, верно. О том и говорю. Пусть до поры до времени у меня эти мечи полежат, чтоб вы с ними на земле лишнего-то не наделали. А ты покуда лежи, не суетись. Слова мои и водичка рану твою хоть и заживили, а все ж крови ты потерял много, рано тебе еще жеребенком скакать. Мечи при мне побудут, – вновь повторил Волх Всеславлич, и растаял маревом, оставив Ивана лежать в густой траве.
Иван с трудом приподнялся и оторопел. Широкий Днепр катил поблизости свои вечные кипучие валы, на перекатах они в клочья разбивались о хищные клыки мокрых камней и висели нескончаемым множеством разноцветных брызг. Ни кургана с каменной стражей, ни Волха Всеславлича, сколь ни глядел Сирко, рядом не было. Лишь ковыль покачивался, колышимый отсутствующим ветром, там, где мгновение назад стоял диковинный старик.
Вук Задунайский. «Страна крепостей»
Всем моим предкам посвящается
Наказный Гетманъ…, возвращаясь съ войскомъ по повелънію Царя, во внутрь Бълорусіи, и проходя городъ Старый Быховъ; ружейнымъ выстръломъ, сдъланнымъ съ одной колокольни отъ засъвшаго въ ней Католическаго органиста, Томаша, убитъ до смерти, а органистъ признался добровольно, что подговоренъ къ сему злодъйству Католическими ксендзами, кои дали ему ружейную пулю изъ священной чаши, по его словамъ: освященную и укръпленную нарочитыми заклинаніями; а посулено ему за то на ряду мучениковъ царство Небесное… Въ самомъ дълъ, по освидътельствованіи нашлась тая пуля необыкновенною, и въ ней внутренность была серебряная съ Латинскими литерами! Тъло убитаго… отвезено въ отечество его, въ городъ