Из сенцев Нюшка не вошла – впрыгнула, хлопнула в кухне дверью. На столе две плошки сальные метнули по стенам тени. В кухне тепло. Бабуся прядет кудель, шуршит прялкой.
– Не спишь, бабуся?
Колесо прялки остановилось, бабуся, поднимаясь, всматривалась, с каким настроением вернулась внучка:
– Не сплю. Досыта ль наплясалась?
Нюшка, расстегивая кацавейку, пошла к бабусе. Согнулась, взяла ее руки в свои, приложила к щеке.
– Наплясалась, аж ноги болят. Какие у тебя руки теплые! А на дворе холодина. И есть так хочется…
Бабуся деланно посуровела:
– Ишь, есть хочется! Пока не расскажешь про вечёрку – не дам.
Нюшка стянула с себя платок, сняла кацавейку, кокошник, тряхнула головой, разметала косу.
– Все-все расскажу. И что было, и что будет…
– Молодой-то Герасимов был на вечёрке? – бабуся доставала из блюдного шкафа посуду, хлебницу с пирогами.
У Нюшки глаза блеснули смехом.
– Был! Где ему еще быть?
– Плясал он с тобой? – допытывалась бабуся.
Нюшка, проголодавшаяся, уплетала пирог.
– А то как же? С кем ему еще плясать?
Подперев щеку рукой, бабуся устроилась против Нюшки.
– Гордячка. И чего гордишься? Иль в Коле девки повывелись?
– Повывелись, – Нюшка с полным ртом смеялась. – Из породистых, после тебя, только я одна. Больше нету.
Бабуся качала головой, посмеивалась:
– Ох, хвастуша! – Подзадоривала: – У Парамоновых Гранька как есть заткнет тебя за пояс…
– Гранька?! – залилась смехом Нюшка. – Куда ей? Давеча, смотрю, пришла в материнском кокошнике. Свой вышить умения нет. А у меня, смотри, – встала, прошлась, показывая передник. – Кто лучше меня стеклярусом расшить может? А споет? А спляшет? На Граньку парни-то и не глядят вовсе…
– Только на тебя?
Нюшка уперла в бока руки, вскинула голову:
– На меня!
Лицо бабуси все в морщинах, доброе, а сама подстрекает, выведывает. Не терпится ей знать сердечные дела Нюшкины.
– Однако весной как уехал он не простясь, посохла ты…
Глаза Нюшкины сузились в долгом взгляде. Усмехнулась уголком губ, пропела тихонько, с веселой угрозой в голосе:
Меня высушил милой – суше травки полевой,
Я повысушу его – суше сена летнего.
– Ух,