– Не-а. Мне сейчас кусок в горло не полезет. Еще и нога разболелась… – Она потирает травмированное бедро.
– Тогда иди, прими ванну.
– Хорошая идея. – Говорит Сара, неуклюже поднимаясь из-за стола и оглядывая свою одежду. – Когда Ульрик очнется, первым делом попрошу его познакомить меня с родителями. Так и представляю кислую мину этой дамочки! Вот это будет зрелище! Ради усиления эффекта можно даже наплести ей, что она скоро станет бабушкой.
Умение смеяться сквозь слезы – лучший из талантов моей подруги, клянусь.
– Ее разорвет на части от такой новости. – Замечаю я.
– Пусть привыкает, мы – каале плодовитые! – Она хлопает меня по плечу.
– Сара, – я поднимаю на нее взгляд. – Я тоже очень переживаю за Ульрика, но глубоко внутренне чувствую, что все будет хорошо.
– Тебе что, передался дар моей мамочки? – Насмешливо говорит Сара. – Не знаю, как она все это делает, но мне явно не дано.
– Думаю, мы с тобой все сделали правильно.
– Да. – Кивает она. – Главное, он жив. – Отойдя на пару метров, Сара оборачивается. – Мне тоже очень жаль, Нея, что Асмунд погиб. Ты заслуживала гораздо больше времени рядом с ним.
– Да.
– И, надеюсь, ты унаследовала все, что хранится в церковном винном погребе. – Бросает она, покидая кухню. – Иначе ради чего это все?
Я улыбаюсь ей вслед.
Даже, если случится апокалипсис, Сара, сидя на единственном не охваченном огнем островке земли, будет веселить меня своими фирменными шуточками.
Глава 4
Остаток вечера проходит в разговорах у камина. Огненные язычки пламени скачут, поленья трещат, отдавая тепло, а мы сидим с Сарой рядом, на мягком ковре, и по деталям обсуждаем прошедшие сутки. В небольшом жилище Асмунда при церкви все произошло так стремительно, что только теперь подробные воспоминания возвращаются к нам: яркими картинками, внезапными вспышками и обрывками впечатлений.
Мне приходится мысленно пережить снова эту трагедию, чтобы дословно воспроизвести Саре мой разговор с Микке, а потом она еще раз переживает схватку с Арвидом, на спину которого кидалась, чтобы не дать ему добить Улле. Нам словно нужно еще раз окунуться в это, чтобы постичь всю тяжесть перенесенных мук и потерь.
Анна в это время окуривает дом и рассыпает ровной тонкой линией соль под порогом. Подсолнечное семя из холщового мешочка она кладет на подоконник, приговаривая себе что-то под нос. Долго вглядывается в дождливый пейзаж за окном, затем рисует пальцем обереги на стеклах и плотно задергивает шторы.
Анна велит нам отправляться спать, и мы делаем это с неохотой. Наши посиделки у камина мало походят на пижамную вечеринку, но мне, словно ребенку, не хочется, чтобы это заканчивалось. Как будто, я всем своим существом ощущаю ценность таких спокойных вечеров, которые могут в будущем не повториться. Как будто, боюсь того,