вместе с Лидским замком, как будто понимая историческое значение этих
объектов культурного наследия, – место, где стоит дом, говорят, про́клятое, потому что до сих пор внутри и вокруг всё бродят тени никак не желающих утихомириться евреев, – лично я, правда, никаких теней там не встречал, но, придя как-то к дому и прислонившись ухом к его древней стене, испещрённой вязью немых ивритских букв, отчётливо услышал шёпот тысяч пересохших губ, похожий на шелест и шуршание шатких тополей Виленской, Сувальской, а ныне, конечно же, Советской… о чём молили они, на что жаловались и какие вопросы, может быть, хотели мне задать? кто знает! – так точно и с таким же нетерпением вслушиваюсь я в неясный гул прошлого, разглядывая старые фотографии в моём чудесном альбоме, непонятно как сохранившемся в исторических штормах, осторожно трогаю истёртый почти до основания обложечный бархат, переворачиваю ветхие листы, вдыхаю их запах, который нельзя описать, а можно лишь означить как
запах эпох 