– Али закручинился, барин? – прервал мои думы крестьянин. – Пойдём дело наше окончим. Солнышко высоко, надобно уж обед подавать, батюшка-барин сейчас вернётся, мне торопиться надобно.
Мы вернулись в мою комнату.
Ферязь оказалась самым удивительным предметом гардероба. Это был не пиджак, как я сначала её обозначил, а скорее длинное пальто (до самых щиколоток), с длиннющими узкими рукавами – руки еле протискивались в них. Рукава собирались гармошкой по всей длине, и это было «зело лепо» на взгляд Тихона, да и всех его современников, полагаю.
Надеть ферязь смог я только сняв кафтан.
– Можно и без кафтана, – согласился мой советчик. – Уж зело велик ты, барин.
– Пожалуй, с меня достаточно будет рубах и вот этих кафтанов поскромнее без козыря, – заключил я, – ферязь носить не стану.
– Как не станешь, барин? – крестьянин даже застыл на месте.
– Не стану, Тихон. Клади их в сундук.
– А что же ты наденешь в церковь? Неужто в одном кафтане пойдёшь?
– Именно так.
– Червонный кафтан зело леп да и багрецовый, да только ферязь надобна, барин… Не можно без ферязи, надобна она…
– Иди стол накрывать, Тихон. Благодарю тебя за помощь, – прервал я его причитания.
– И то верно, барин, – Тихон спешно вышел.
Я снял с себя всё лишнее и подошёл к окну.
Летний полдень. На яблонях наливались пока ещё небольшие плоды. А вот интересно, есть ли груши или их ещё не завезли в Россию. Желая посмотреть на сад без помех, я открыл окно. Тут же в лицо пахнуло полуденной июльской жарой.
– Так жарко может быть только в июле, – вылетело у меня вслух.
– Июль и есть, – послышался голос моего друга, входящего в комнату.
– Июль? Стало быть, названия месяцев тебе известны.
– Знамо дело. Царь дозволил на оба манера писать свободно, равно, как и лета. Желаешь, пиши в купчей или в сказке: «Третий день июля года 1717 от рождества Христова», а желаешь, к тому ещё прибавь: «года 7208 от сотворения мира». Я завсегда прибавляю.
– А только по-старому нельзя указать?
– Сие