– Тебе плохо, Бернадетта? – спрашивает тетушка Сажу. – Быстренько выпей еще вина…
Бернадетта отрицательно качает головой. Запинаясь, она бормочет:
– Нет, вовсе нет… Мне не плохо… это ничего…
И тут получается, что испуганная мать как бы против воли выбалтывает то, за что некоторое время назад побила дочерей.
– Ох уж эта Бернадетта… – вздыхает она. – И все потому, что сегодня она видела какую-то распрекрасную даму, всю в белом, и где бы вы думали – в гроте Массабьель…
– Замолчи! – раздраженно прерывает ее Франсуа Субиру. – Это же чистый бред… Просто у Бернадетты неважно с сердцем, мы ведь ее показывали доктору Дозу, к тому же она плохо переносит дым, а здесь полно дыма днем и ночью. Нам нужна новая вытяжная труба для камина, дорогой Андре…
Час спустя супруги Сажу, она – повязав голову платком, он – нахлобучив колпак с кисточкой, лежат, готовые ко сну, на своей широкой супружеской кровати.
– Что там рассказывала Субиру о Бернадетте и молодой даме? – сонно спрашивает муж.
– Бернадетта видела какую-то распрекрасную молодую даму, всю в белом, в гроте Массабьель, – отвечает жена, которая все точно запомнила.
– Кто бы это мог быть? – размышляет Сажу. – Какие у нас вообще есть распрекрасные дамы? Дочери Лафита сейчас не в Лурде… Разве кто-нибудь из Сенаков или Лакрампов… Вероятнее всего, это шутка, кто-то надел карнавальное платье…
На этот раз хранит молчание мадам Сажу. Она не отвечает, возможно, она уже спит. Дядюшка Сажу зевает и заканчивает свои размышления следующим мрачным пророчеством:
– Помяни мое слово, Бернадетта долго не протянет. Я уже вижу, как ее выносят из кашо в гробу…
Госпожа Сажу, однако, решает завтра же обсудить со своими приятельницами, какую это даму могла видеть Бернадетта в гроте Массабьель. Такие же мысли бродят в голове Круазин Бугугорт, в то время как она испуганно склоняется над спящим сынишкой.
Итак, круг этого дня – одиннадцатого февраля – замкнулся. В дымной атмосфере кашо слышится дружное посапывание всех Субиру под энергичным предводительством отца семейства. Огонь в очаге получил сегодня обильную пищу, отбрасываемые им блики и тени без устали пляшут на стенах. Бернадетта не спит и пристально смотрит на эти пустые стены. Но сегодня она не видит, как обычно, в этих бликах ни лиц, ни фигур. Как будто встреча с дамой парализовала ее пугливое воображение. Она все больше сжимается в комочек на узком пространстве кровати, чтобы только не прикоснуться к телу сестры. То отвращение к телесному, что впервые возникло в ней перед встречей с обожаемой дамой и не вполне прошло после того, как дама исчезла, заставляет ее каждый раз содрогаться, когда ее рука или нога случайно касается Марии, которая жарко дышит во сне, горячая, как молодой зверек. Еще удивительнее, что собственное худое тело также внушает ей ужас. Она существует как бы отдельно от своего тела. Оно словно бы лежит