Пристально всматриваясь в полумрак и прислушиваясь, я дошел до главного коридора, широкого и длинного, ведущего к центральному входу. Но разглядеть его как следует не получалось, там не было окон. Некий минимум освещения давали отходящие от него боковые ответвления вроде того, по которому я до него и добрался.
Вдоль стены я стал пробираться к выходу. Так и подмывало достать телефон и направить перед собой луч фонарика – слишком жуткой казалась расползшаяся впереди темнота. Казалось, школьный коридор обрывается в никуда, в черную дыру, в бездонный космос… Успокаивало лишь, что до меня там уже побывали люди – Иван и Алена. Струсить сейчас и повернуть назад значило бы упасть в глазах Алены ниже плинтуса. Больше всего меня заботило именно это; как отнесется к моему малодушию Дмитрий Иванович, мне было плевать – я даже не стал бы заходить с ним прощаться, отправился бы сразу на вокзал. Вот почему, несмотря на стекающий между лопаток холодный пот, я продолжал идти навстречу могильной космической черноте. Кстати, а почему там настолько темно? Ведь свет, пусть и слабый, должен проникать внутрь дома отсюда. Хотя с чего вдруг он чего-то должен? Кто вообще может знать, как ведет себя свет на границе параллельных миров? Интересней было задуматься о другом: почему срез этих миров проходит именно там, где кончается школа, а не там, где, по идее, должен располагаться фасад чужого здания? Ведь снаружи хорошо видно, что дом углубляется в школу, а значит, там, где я сейчас шел, уже должны быть его, а не школьные коридоры.
Эти размышления, конечно же, не приносили никакой практической пользы, кроме той разве, что отвлекали от леденящего ужаса, подступавшего, невзирая на все безмолвные уговоры и ухищрения, все больше и больше. А когда до квадратного зева потусторонней темноты осталось всего два-три шага, я отчетливо понял, что сделать их меня не заставит никакая сила на свете. Знал, что стану презирать себя до конца жизни, что никогда не прощу себе ни упущенной возможности испытать неведанное; побывать там, где, возможно, никто еще не был; того, наконец, что могло быть у нас с Аленой, но теперь не будет уже никогда… Я все это понимал и знал, и все-таки повернулся, чтобы сбежать.
И тут словно ниоткуда вырос охранник. Тот самый, кого отвлекала Алена. В руке он сжимал полицейскую дубинку, которой немедленно и замахнулся.
Вскинув руки, я невольно попятился. И в следующий миг охранник пропал. А коридор стал вдруг шире и короче. Шагах в двадцати он заканчивался двойными стеклянными дверями с турникетами перед ними. А еще он был ярко освещен льющимся непонятно откуда светом. За дверными стеклами виднелись незнакомые здания и заснеженная площадь с темным выступом на квадратном постаменте в центре.
Осознание, что я нахожусь в ином мире, пришло не сразу. Какое-то время я продолжал пялиться на то, что виднелось впереди за дверями, пытаясь сообразить, каким образом в школе образовался еще один выход