Получив от сына его рассуждение, Екатерина лишь усмехнулась, а великий князь, получив от матери, отказ рассматривать его государственное рассуждение, обиделся, и никогда больше не подавал ей никаких проектов. Он понял, что ему отведено место даже не статиста, а декорации, и ожесточился. Он не бывал ни в Совете, ни в Сенате. Почётный чин великого адмирала был дан ему единственно для приличия, фактически он не мог управлять морскими силами, но Павел был всегда послушен и почтителен к матери и никогда при её жизни не сказал ей открыто слова против. За глаза, в частных беседах с доверенными персонами и иностранцами, он мог высказаться о ней и об её правлении.
Песков отмечает, что таким персонам вообще трудно жить в мире, полном людей, не задумывающихся о нравственной стороне собственных поступков. Честному человеку лучше подальше держаться от людей – заняться, к примеру, поэзией или математикой. Ему нет места в этом мире предательства и измены. “И горе ему, если он родился быть царем, и беда его подданным, если он царем станет”. [21]
Императрица не доверяла окружению сына и не видела возможности доверить сыну хоть какую-то часть управления. Она нуждалась в таких помощниках, которые не представляли угрозы её единоличному правлению, и дело не в том, что Павел, якобы, не был способен к управлению государством. Екатерина, будучи уверенной в своей правоте, предпочла отстранить сына, от какого бы то ни было участия в делах и показать ему и своему окружению его ничтожность. Ещё в 1769 году она не сочла нужным привлечь сына к участию в делах только что учреждённого Совета. Однако, Цесаревичу удалось осуществить свои военные идеалы ещё при жизни императрицы в созданных им гатчинских войсках и после воцарения преобразовать русскую армию по гатчинскому образцу.
Мнение Шильдера, что «Екатерина ставила выше всего интересы государства, приносила имъ въ жертву все другия соображения и чувствования» [31], довольно сомнительно, особенно если иметь в виду него крайне негативное отношение к Павлу. Шильдер считал, что «Разсуждение» цесаревича и, особенно, его заключительные слова “о неустройствахъ въ России” сильно задели Екатерину, после чего он “в глазахъ матери, окончательно уронилъ свою политическую правоспособность”. [31] Так же он полагал, что Екатерина была права, оставив наследника в стороне от дел, ограничиваясь только самыми необходимыми сообщениями и отстранив сына от ближайшего его участия в управлении государством. Даже