Последовавший грохот ножек стульев по полу означал, что все рассаживаются по своим местам, – этим шумом воспользовался Суитэн, пройдя на цыпочках этажом выше и прикрыв листами бумаги дыры от сучков в доске у входа, места, где не хватало ковра, чтобы его лампа не светила вниз. Отсутствие обшивки потолка внизу делало его положение почти таким же, как у подвешенного в той же комнате.
Священник объявил мелодию, и его голос разразился «Вперед, христианские солдаты!» с нотами непреклонной жизнерадостности.
К нему, однако, присоединились только девочки и мальчики, мужчины же вступили лишь ахами и охами. Мистер Торкингем остановился, и Сэмми Блор заговорил:
– Прошу прощения, сэр, будьте с нами помягче сегодня. Из-за ветра и ходьбы мое горло шершавое, как терка; и, не зная, что вы собираетесь начать в эту минуту, я не откашлялся, и я думаю, что Хиззи и Нэт тоже, не так ли, ребята?
– Это правда, я не подготовился как следует, – сказал Езекия.
– Тогда вы совершенно правы, что заговорили, – сказал мистер Торкингем. – Не трудитесь объяснять; мы здесь для практики. А теперь откашляйтесь, и начнем снова.
Раздался шум, как от атмосферных мотыг и скребков, и басовая группа наконец-то начала действовать в нужном темпе:
– Перед, Христенские содаты!
– Ах, вот в чем у нас главный недостаток – в произношении, – перебил священник. – Теперь повторяйте за мной: «Впе-ред, Христи-анские, сол-даты».
Хор повторил, как преувеличенное эхо: «Впе-ред, Христи-анские, сол-даты».
– Лучше! – сказал священник подчеркнуто оптимистичным тоном человека, который зарабатывал себе на жизнь, обнаруживая светлую сторону вещей, не очень заметную другим людям. – Но это не должно произноситься с таким резким ударением, иначе в других приходах нас могут назвать пораженцами. И, Натаниэль Чэпмен, в вашей манере пения есть какая-то веселость, которая вам не совсем идет. Почему бы не спеть более серьезно?
– Совесть не позволяет мне, сэр. Говорят, каждый сам за себя: но, слава Богу, я не настолько подл, чтобы воровать хлеб у стариков, будучи серьезным в свои годы, а они гораздо больше в этом нуждаются.
– Боюсь, это плохие рассуждения, Нэт. А теперь, пожалуй, нам лучше спеть мелодию соль-фа. Смотрите в ноты, пожалуйста. Соль-соль! фа-фа! ми…
– Я не могу так петь, только не я! – воскликнул Сэмми Блор с осуждающим недоумением. – Я могу петь настоящую музыку, например, фа и соль; но не что-то настолько необычное, как это.
– Может быть, вы принесли не ту книгу, сэр? – любезно вмешался Хеймосс. – Я познал музыку в раннем возрасте и уже довольно давно, короче говоря, с тех пор, как Люк Снип сломал свой новый смычок для скрипки в свадебном псалме, когда преподобный Уилтон привел домой свою невесту (ты помнишь то время, Сэмми? – когда мы пели «Его жена, как прекрасная плодородная