Ольга вытерла полотенцем лицо.
– Если Совет решит, что так надо, то я согласна.
– Дело не в решении Совета, девочка, – влезла в разговор Антонина. – Как ты сама к этому относишься? Что ты чувствуешь?
Девушка явно смутилась от такого вопроса.
– Оля, говори, не стесняйся, – поторопил её Белов.
– Нуу… я… не знаю. Он, конечно, странный, но… интересный. Не такой, как все.
– В каком смысле? – насторожилась Антонина Игоревна.
– Не знаю, как сказать, – Ольга выдохнула. – С ним интересно. Интересно узнать его, как человека.
– Ты смогла бы с ним жить? – перебила мысли девушки Антонина.
– Что?! Как жить?!
– В одном кубрике. Места для него пока нет.
Потом Антонина сказала фразу, заставившую вздрогнуть и Лаврентия Павловича, и Ольгу.
– Если откажешься, то нам придётся с ним расстаться.
Ольга выронила полотенце, открыв рот.
– Каким образом?!
– Ничего страшного. Вколем ему усыпляющее и отвезём на «Большую землю». Он ведь с неё к нам попал.
Белов понял, к чему клонит идеолог Общины. Она ставит девушку перед выбором. Жестко, резко, на грани. Заставляя принимать решение, от которого зависит, возможно, жизнь человека, каким-бы он не был.
Ольга присела на стул и схватилась за голову. Что твориться в ней, ведала только сама девушка. Но Лаврентий с Антониной видели на её лице растерянность, злость, боль, сострадание и ещё много чего. Белов даже пожалел Олю, правда, не выдав это.
Девушка сидела долго. То смотрела на Белова, то отворачивалась, вытирая лицо и вздыхая. Наконец, твердо сказала, глядя в глаза Лаврентию:
– Да, я буду куратором Алексея. Я решила.
– Хорошо, – мягко кивнула Антонина Игоревна. – Думаю, Совет одобрит твоё решение. Готовься. Прочитай инструкцию. А завтра приводи Алексея ко мне на урок истории.
Глава 5
– История России – это взлёт и падение уникального многонационального государства…
Лёшка смотрел на преподавателя и не мог собрать в кучу бегающие мысли. Внешность преподавателя как-то не укладывалась в его представление о современной женщине. Ладно, Ольга, она ещё молода и её тело и лицо не нуждаются в коррекции, да и пластическое вмешательство по закону разрешено только с двадцати одного года, но когда женщине явно за сорок… Впрочем, может быть, одинаковая повседневная одежда обитателей подземелья и отсутствие косметики на лице делали преподавателя такой непривлекательной и серой?
– Измайлов! Вы меня не слушаете?
Лёшка не часто слышал свою фамилию из уст других людей. Он вздрогнул.
– Слушаю.
– Тогда поднимитесь, когда разговариваете с преподавателем в классе.
– Зачем?
– Хотя