А после отъезда гонцов фон Галлен подумал, что кое-что упустил, и разослал людей еще и соседям – в Дерпт и Пернов, ну, и по пути пусть предупредят братьев по Ордену, что что-то на севере творится нехорошее… Конечно, все это время по тракту у него ездили усиленные дозоры, но за засекой (немного подросшей и укрепившейся за это время, как ему докладывали) никакого движения не было, и на его землях тоже – ничего не происходило. Вернулись гонцы от соседей раньше, чем от магистра (им было в два раза ближе ехать), в Дерпте все было спокойно, а вот Пернов… После разговора с гонцом оттуда у кастеляна впервые появилось подозрение, что все еще хуже, чем кажется. И дело было даже не в том, что Пернов, находящийся довольно далеко от Вейсенштайна, пострадал от поджога орденского двора, что означало, что и до него добрались… эти. Дело было в тех самых слухах, что привез гонец из Пернова, в том, что они почти дословно повторяли то, что смогли выяснить лазутчики на временно занятых этими русскими землях… Нет, Генрих не был и рыцарем «без страха и упрека», не был религиозным фанатиком (хотя и те, и те ему в Ордене встречались). Он был реалистом, и именно распространение одинаковых слухов (причем как раз таких, что выбивали у Ордена почву из-под ног, поднимая среди крестьян ропот, пока глухой) в сочетании с поджогами, при этом начавшихся заранее, если вспомнить так называемую «банду», вызывало у него опасения. Против них работал противник, может, и малочисленный, но опасный…
Тут вернулись и его посланцы к магистру. Похоже, ему удалось в своем письме донести до того свои опасения, или старый лис Плеттенберг и сам почуял, что дело неладное. Фон Галлену была прислана специальная грамота, дающая ему право собирать бойцов от всех земель Ордена именем магистра, и даже требовать того в епископствах. А в письме, к грамоте приложенном, было указано, чтобы Генрих срочно занялся этим делом, расчистил тракт, выяснил,