Последнее столкновение между населением разных частей северного континента уже упоминалось в связи с рассказом о передаче Полуострова Драггерам. Что касается прочих войн, то они велись лишь с южным континентом. А уж что насчёт Фаджейна… истории его государств не так просты, чтобы хорошенько о них здесь же подумать, но ничего, вполне напоминавшего действия бывшего Генерального Канцлера, Райнхарду в голову не приходило.
Да и как что-то могло прийти в такой день, когда так потревожили обычную жизнь молодого Ариенкранца, так потревожили мгновенно, бурно и даже с нескольких направлений. Манфир, Альциано Мольтанни, Линда Драггер… Как можно было ожидать подобного от едва знакомой девочки? Что теперь она будет всем говорить? А ведь она будет говорить! А Верена Кальтон? Райнхард зашёл в свою спальню и сел за стол, за которым он часто читал и писал, но сейчас лишь пытался привести мысли в порядок. Мысли, которые, несмотря ни на что, мешались. Он был наследником престола, назавтра ему исполнялось восемнадцать лет, но разве приходилось ему вести себя когда-нибудь так, как будто бы он осознавал груз, который ляжет на его плечи после смерти Сергиуса? Корона из Ледяной стали не то чтобы не волновала его – он жил всё время так, будто никакой Короны и не существовало, будто она не должна была принадлежать ему. Но нельзя было сказать и обратного! Принц не думал о Короне Ариенкранцов, он жил возле неё, не видя её. Он читал, ходил к Учёной клике, учился владению мечом, пистолетом, мушкетом, катался верхом, но всё это – не думая о том, нужно ли будет, и, если да, при каких обстоятельствах, применять умения, которые он в процессе этих занятий получал. Но зачем же он поучаствовал в скачках?
5
На следующий день, как то водится в подобных случаях, празднование дней рождения продолжилось внешне так, словно ничего особенного до того не произошло. Более того, герцог Драггер, не бывший более Генеральным Канцлером, присутствовал на пиру, сполна используя щедро данную ему Сергиусом возможность. Снова были тосты, снова улыбки и беседы, снова красивые костюмы, но под ними – что-то внутри настолько сильно улавливаемое, насколько же сильно, но вместе с тем, абсолютно подсознательно скрываемое, что, конечно, никто уже не ощущал себя так свободно, как до того. К тому же новое происшествие вдруг снова перевернуло всё, хотя зыбко, но державшееся, с ног на голову.
Беда произошла, видно, оттого, что Эрхард Ариенкранц в этот вечер пил больше, а ел меньше обычного, причём – чего за ним так открыто раньше не наблюдалось – с явным недовольством поглядывал почти на всех, прибывших в столицу, даже и на Дайаниса Эйстхарди, будто тот был в чём-то виноват. В какой-то момент брата Императора стала раздражать чрезмерная болтливость Слейксов, в своей компании обсуждавших что-то весьма невинное (коль скоро в гомоне и смехе участвовали дети). Эрхард