– Молодец, Авалиани. Хорошо ты его.
– Что он, горит?
– Горит, разгорается. Ты ранен?
– Немного зацепило.
– Сейчас…
Лейтенант стал разрывать упаковку с бинтом. Наспех, прямо поверх рукава намотали бинт. Лейтенант все это время посматривал за танком. Пока бинтовались, в танке открылся люк. Танкисты покидали обреченный танк. И лейтенант и Авалиани впервые видели немцев настолько близко. Они переглянулись. В голове у обоих мелькнула мысль: «Стрелять». Но было еще и другое. Оба они видели людей, живых людей. Да, они враги, но они живые, совсем рядом. Тем более, они вылезают из подбитого танка. Оба в замешательстве смотрели друг на друга. Это длилось какую-то пару секунд. Рядом раздались выстрелы. Пули настигли танкистов: кого-то рядом с танком, кого-то еще на броне. С танком было покончено, больше он не представлял опасности. Выстрелы заставили обоих как бы очнуться. Наспех завязав узел на бинте, Краснов спросил:
– Стрелять можешь?
– Могу.
– Давай. Молодец, – лейтенант еще раз похвалил бойца и похлопал его по правому плечу, улыбаясь при этом. Он был горд за своих бойцов. Он видел, что они делали свою работу. Пусть не без помарок, но делали.
Бронебойщики опять отличились. На подходе к позициям было остановлено еще два танка. Один слабо дымился, у второго была повреждена ходовая. Один из немецких танков заехал к нему сзади, и танкисты пытались зацепить тросом обездвиженный танк. Наш огонь не мог им помешать, так как те прятались за броней. Бронебойщики же переключились на другие цели. Смирнов видел это. «Сжечь бы его, но чем? Как? Артиллерии нет, гранату не добросишь. Уйдет. Зря старания бронебойщиков пропадут. Починят, подлатают и опять на нас поедет. Жаль». Немецкие танкисты зацепили танк и стали медленно буксировать его к своим позициям.
Уже четыре горящих танка было перед нашими позициями. Но этого было мало. Десять танков еще наступали на позиции